В том далёком мире я всегда была одна. С самых малых лет. Родителей лишилась, едва мне стукнуло восемь. Осталась с бабушкой в покосившейся избе на краю деревни. Она стала мне и матерью, и отцом, и всей моей жизнью. Но и её не стало, когда мне исполнилось пятнадцать — тогда я поняла, что надеяться больше не на кого. Всё, что у меня осталось — это я сама.
После восьмого класса вышла замуж. Надеялась найти семью, опору. Родилась дочь — моя крохотная радость, моё солнышко. Муж, правда, оказался не тем, о ком грезила: запил, стал поднимать руку. Сколько слёз из-за него пролила, сколько ночей дремала в одежде, боясь его пьяного крика. В один день поняла: если не ради себя, то ради дочери — уходить надо. Развелась. Осталась с малышкой на руках, без копейки и без поддержки. Но была цель — вырастить, выучить, дать то, чего у меня самой не было.
Работала до седьмого пота. Утром — в пекарне, вечером — уборка в конторе, в выходные — подёнщина у случайных хозяев. В любую погоду — хоть метель, хоть ливень. А дома — улыбка, чтобы дочь не видела, как мне тяжко. Она росла, хорошела, а я… Я выбивалась из сил, чтобы она ни в чём не знала нужды. Куклы, книжки, велосипед. Шила ей платья, на себе экономила, влезала в долги, лишь бы у моей ненаглядной всё было.
— Мамочка, ты у меня самая лучшая! Ты — царица! — говорила она. А у меня сердце от этих слов замирало.
Потом — школа, выпускной. Подбежала ко мне сияющая:
— Мам, я платье нашла! Такое красивое! Всего тысячу рублей…
Тысячу! А у меня в кошельке — триста. Но я молча кивнула. Продала бабушкины золотые серёжки. Её память — за платье.
Поступила в институт. Я ликовала, гордилась! Стала работать ещё больше. Но денег вечно не хватало. Квартплата, учёба, еда, проезд.
— Мам, ты же в Москве хорошо зарабатываешь? Можешь ещё немного прислать? Нам тут туго…
А я в столице мыла чужие квартиры с утра до ночи. Вены опухшие, спина ноет, руки в трещинах от порошка. Но работала. Потому что для неё — всё.
Годы пролетели. Позвонила:
— Мам, я влюбилась. Хотим пожениться.
Я растерялась.
— А институт? А диплом?
— Всё потом, мам, не переживай!
Я снова надрывалась. Чтобы свадьба была — как у людей. Платье, банкет, гости. Даже букет невесты оплатила. Потом — внук. Коляска, кроватка, памперсы, смеси. «Мама, помоги, нам сложно». И я помогала.
А потом осмелилась. Захотелось машины — не новой, разумеется, б/у. Спина болит, на автобусах не наездишься. Решила: может, дети помогут?
— Мам, ты в своём уме? Куда тебе машина? Лучше деньги внуку — комната нуждается в ремонте, а тебе и трамвая хватит!
И тогда до меня дошло. Поняла до боли: для них я больше не мать-царица. Для них я — старая, измотанная, мешающая бабка. Мешаю их молодой жизни, мешаю дышать. Стала обузой.
Вышла на улицу, опустилась на скамейку под осенним дождём. Перед глазами промелькнуло всё: бессонные ночи, мозолистые ладони, слёзы на кухне, пока они спали. Всё — ради неё. А теперь… теперь я никому не нужна. Ни как мать, ни как бабушка.
Вытерла слёзы рукавом потрёпанного пальто.
— Ничего, — прошептала себе. — Выдюжу. Как всегда.
И только внутри оставалась боль. Боль матери, которую забыли. Предали. Перешагнули. И подумала: может, когда сама станет матерью, тогда поймёт. Поймёт всё.
Поднялась. Дождь хлестал сильнее. Волосы мокрые, сапоги хлюпают, но я шла. Медленно. Твёрдо. Потому что я мать. Выживала раньше — выживу и теперь.
А тем, кто это читает, скажу одно: не забывайте матерей. Не оценивайте их по удобству. Пока вы молоды и беззаботны, они отдают последние силы. А когда придёт ваш черёд, не дай Бог вам услышать те же слова, что когда-то сказали им.
