Человек пятидесяти лет: Вернуться в родной дом, где тебя уже не ждут…
Я никогда не думал, что в свои пятьдесят лет — мужчина, привыкший к точным наукам, молчаливый, сдержанный, а может, и угрюмый, как говорила моя жена, — сяду за компьютер не ради расчётов, а чтобы излить душу в этих строчках, полных горечи.
Шестнадцать лет назад я уехал за рубеж в поисках лучшей доли. Устроился, обжился, забрал жену и детей. Вскоре не стало отца, и мать осталась одна в нашем старом доме, где-то в глуши подмосковных лесов.
Она никогда не жаловалась, не упрекала, не просила помощи — ведь я её единственный сын. Мы часто звонили, и всякий раз она уверяла: «У меня всё хорошо, не волнуйся». Но один вопрос, тихий и осторожный, выдавал её тоску: «Когда приедешь?» В этом «когда» сквозило всё, что она скрывала: одиночество, пустоту, невысказанную надежду.
Я не забывал о ней. Думал постоянно, помнил, заботился. Но грех мой велик — я не сдержал обещаний.
Каждый август, когда мой офис закрывался на каникулы, я приезжал в Россию. Это было наше святое время. Мы ездили к родне, посещали места, где когда-то гуляли с отцом. Когда здоровье стало сдавать, возил её по больницам, санаториям. Ходили в кино, бродили по знакомым переулкам, звали гостей. Она пекла пироги с вишней, варила борщ с пампушками — вкусы детства, которые теперь лишь в памяти.
На прощание она провожала меня до калитки, но никогда — до вокзала. Я знал почему: не хотела, чтобы я видел её слёзы. А я, глупец, каждый раз клялся: «Вернусь к Новому году, к Пасхе обязательно!» Но года шли, а я снова приезжал лишь в августе. Теперь совесть грызёт меня, как голодный зверь.
В прошлом декабре я вернулся. Но не за тёплым чаем с мёдом, не за её улыбкой у порога. Я приехал хоронить её.
Единственное утешение — она ушла тихо, без страданий. Но это не снимает тяжести с души. Не заглушает голос, шепчущий: «Ты опоздал».
И вот я снова здесь, в августе. Шаги гулко разносятся в пустом доме. Ключ дрожит в пальцах, дверь скрипит, открываясь в безмолвие. Нет больше запаха жареных блинов, нет её голоса из кухни: «Сашенька, ты где?»
Прошли дни, а я так и не решился тронуть её вещи: стопку газет у кресла, вышитую салфетку на столе, фото в резной рамке. Всё будто ждёт её возвращения.
Если ваш родитель ещё жив — бросайте всё и езжайте. Не откладывайте «на потом». Потом будет лишь холод опустевшего дома, тишина, в которой слышно, как капает вода из неисправного крана. Как эхо вашего голоса: «Прости…»
Это не просто боль. Это пустота, которая останется с вами навсегда.