Муж назвал её «никем» перед любовницей, но через год жена всё же нашла, чем ему ответить…
— Женщина, вам плохо? — участливый мужской голос вырвал её из оцепенения. Она подняла на незнакомца заплаканные, ничего не видящие глаза и… разрыдалась! Громко, не стесняясь прохожих, которые в растерянности расступались в стороны.
Лена уже не помнила, когда в последний раз спала больше пяти часов. Её день начинался до рассвета и заканчивался далеко за полночь. Уборка огромной квартиры, готовка на троих (муж, сын, лежачий свёкор), стирка, глажка… А вечером — вторая смена: мытьё полов в бизнес-центре. На себя времени не оставалось — совсем.
Так получилось не сразу, а как-то незаметно. Сначала свекровь, жившая этажом ниже, стала чаще «забегать на чаёк», оставляя после себя гору грязной посуды и бесценные наставления. Потом муж решил, что домашние хлопоты — исключительно женская забота.
Сын, давно выросший, тоже быстро усвоил правила игры. Даже на работе начальник не стеснялся нагружать её обязанностями заболевших коллег, прозрачно намекая: «Не нравится — за дверью очередь». Лена молча кивала и делала.
Когда-то, ещё до замужества, она была отличным кондитером. Её торты вызывали восторг. Но бесконечные семейные проблемы, болезнь свёкра, вечная нехватка денег заставили забыть о любимом деле и пойти туда, где хоть что-то платили за тяжёлую, неблагодарную работу.
Дочь давно выросла, вышла замуж и уехала за границу — помощи от неё не ждали, да Лена и не жаловалась, лишь тихо радовалась её счастью издалека.
Усталость стала её вторым именем. Каждый вечер она буквально падала на кровать, проваливаясь в тяжёлый, безсновный сон, чтобы через несколько часов снова начать этот безумный круг. Годы такой жизни не прошли бесследно.
Она давно перестала ухаживать за собой. Лишний вес, который муж насмешливо называл «медвежьим», тусклые волосы, собранные в узел, старый халат и вечно уставшее, замученное лицо.
Лена давно махнула на себя рукой, забыв, когда в последний раз покупала что-то красивое, а не просто практичное. Муж Сергей к этому моменту не просто потерял интерес — он смотрел на неё с плохо скрываемым отвращением.
Его замечания становились всё обиднее, и недавний насмешливый намёк про «олимпийского медведя» был лишь одним из многих. Он всё чаще пропадал вечерами, возвращаясь под утро с пустым взглядом и предательским запахом чужих духов.
Картину дополняла свекровь. Её ядовитое шипение и жалобы сыну на «бестолковую невестку» стали ежедневным испытанием. Проходя мимо скамейки, Лена физически чувствовала на себе её цепкий, осуждающий взгляд и слышала обрывки сплетен с соседками.
Было тошно и противно, но сил спорить или бороться уже не оставалось. С каждым днём Лена всё явственнее ощущала себя не женщиной, не человеком, а просто невидимой функцией — безмолвной машиной для обслуживания чужих нужд.
— Ленка, ты на себя посмотри! — в ужасе воскликнула как-то школьная подруга при случайной встрече. — Да брось ты их всех, займись собой!
— Не могу, Оля. Семья — это главное, — пробормотала Лена, отводя взгляд. Но слова подруги попали прямо в сердце.
Развязка наступила внезапно и страшно. Переутомление дало о себе знать — измотанная до предела, Лена заснула в автобусе, проехала лишние остановки. Вышла в незнакомом районе и пошла к метро через оживлённую улицу с летними верандами кафе.
И вдруг замерла. За одним из столиков сидел её Сергей. Он сиял, как начищенный самовар, и нежно обнимал за плечи ухоженную блондинку, чьё платье, наверное, стоило как три её зарплаты.
Мир вокруг Лены поблёк, стал свинцово-серым. Ледяной обруч сжал грудь, в ушах зазвенело… Собрав последние силы, она подошла.
— Сергей?
Он обернулся. На его лице мелькнуло нечто похожее на испуг, но тут же сменилось досадой. Блондинка презрительно оглядела Лену с ног до головы.
— Дорогой, кто это? — капризно протянула она.
И тут Сергей, глядя куда-то мимо Лены, выдавил:
— А, это… Да так, никто. Просто с работы.
«С работы». Не жена, не мать его ребёнка, а просто «с работы». Он опозорил её. Устыдился перед этой нарисованной куклой. Это было хуже пощёчины. Боль, обида, унижение, ненужное самопожертвование, никем не замеченные жертвы ради семьи… — всё, что копилось годами, — обрушилось на неё в один миг.
Она развернулась и пошла, не разбирая дороги, шатаясь, как пьяная. Мир вокруг туманился, замедлялся… В груди сжимало так, будто камень упал прямо на сердце. В голове гудело одно и то же: «С работы… с работы…»
— Женщина, вам плохо? — заботливый мужской голос вдруг вырвал её из оцепенения. Она подняла заплаканные, ничего не видящие глаза на незнакомца — и разрыдалась. Громко, без стыда перед прохожими, которые с опаской обходили её стороной. Она плакала не из-за измены. Она оплакивала свою загубленную жизнь, разрушенные мечты, саму себя — ту Лену, которой больше не существовало.
Домой вернулась, будто во сне. Молча прошла мимо шипящей свекрови. Открыла дверь своим ключом.
— Мам, ты мои синие носки постирала? В шкаф убрала? — донёсся из комнаты голос 25-летнего сына. Он даже не спросил, почему она так поздно пришла и отчего у неё опухшие глаза.
За
