— Твои котлеты даже пес есть не станет, — усмехнулся мужчина, выбрасывая еду. Теперь он питается в столовой для бездомных, которую финансирую я.
Тарелка с ужином со звоном разбилась о мусорный бак, и я вздрогнула от резкого звука.
— Твои котлеты даже мой Шарик брезгует, — ехидно заметил он, указывая на собаку, демонстративно отвернувшуюся от предложенного куска.
Дмитрий вытер руки о дорогое кухонное полотенце, которое я подбирала под цвет нового гарнитура. Он всегда был помешан на деталях — если они касались его имиджа.
— Аня, я же просил. Никакой домашней еды, когда жду партнёров. Это дёшево. Пахнет… нищетой.
Он произнёс это слово с таким отвращением, будто оно оставляло во рту привкус гнили.
Я смотрела на него — на безупречно отглаженную рубашку, на швейцарские часы, которые он не снимал даже дома. И впервые за долгие годы не чувствовала ни обиды, ни желания оправдываться. Только холод. Пронизывающий, как ледяной ветер.
— Они приедут через час, — продолжал он, не замечая моего состояния. — Закажи стейки из «Империала». И салат. Тот, с трюфелями. И приведи себя в порядок. Надень то синее платье.
Он бросил на меня оценивающий взгляд.
— И волосы убери. Такая причёска тебя старит.
Я молча кивнула. Просто механическое движение головы.
Пока он разговаривал по телефону, отдавая распоряжения помощнику, я медленно собирала осколки тарелки. Каждый из них был остёр, как его слова. Я не пыталась спорить. Какой смысл?
Все мои попытки «стать лучше» заканчивались одинаково — унижением.
Мои курсы сомелье он высмеял, назвав «кружком для скучающих домохозяек».
Мои идеи по оформлению дома — «безвкусицей». Моя еда, в которую я вкладывала душу, летела в мусорное ведро.
— Да, и вино бери хорошее, — говорил Дима в трубку. — Только не то, что Аня на своих дегустациях пробовала. Нормальное.
Я поднялась с пола, выбросила осколки и взглянула на своё отражение в тёмном стекле духовки. Усталая женщина с потухшим взглядом. Женщина, слишком долго пытавшаяся быть удобной деталью интерьера.
Я пошла в спальню. Но не за синим платьем. Открыла шкаф и достала дорожную сумку.
Он позвонил через два часа, когда я уже устраивалась в дешёвом отеле на окраине Москвы. Я специально не поехала к подругам — чтобы он не нашёл меня сразу.
— Ты где? — его голос звучал спокойно, но в этом спокойствии таилась угроза. Как у хирурга перед сложной операцией. — Гости приехали, а хозяйки нет. Неприлично.
— Я не вернусь, Дима.
— Что значит «не вернусь»? Ты что, обиделась из-за котлет? Аня, не веди себя как ребёнок. Возвращайся.
Он не просил. Он приказывал. Уверенный, что его слово — закон.
— Я подаю на развод.
На том конце провода повисла пауза. Я слышала, как на фоне играет музыка и звенят бокалы. Его вечер продолжался.
— Понятно, — наконец произнёс он с ледяной усмешкой. — Решила показать характер. Ладно. Поиграй в независимость. Посмотрим, на сколько тебя хватит. На три дня?
Он положил трубку. Он не верил. Для него я была вещью, временно вышедшей из строя.
Наша встреча состоялась через неделю в переговорной его офиса. Он сидел во главе длинного стола, рядом — вычищенный адвокат с лицом картёжника. Я пришла одна. Специально.
— Ну что, нагулялась? — Дима ухмыльнулся своей фирменной снисходительной улыбкой. — Я готов тебя простить. Если, конечно, ты извинишься за этот спектакль.
Я молча положила на стол заявление о разводе.
Его улыбка исчезла. Он кивнул адвокату.
— Мой клиент, — заговорил тот мягким голосом, — готов пойти вам навстречу. Учитывая ваше… нестабильное эмоциональное состояние и отсутствие доходов.
Он подвинул ко мне папку.
— Дмитрий оставляет вам ваш автомобиль. И согласен выплачивать содержание в течение полугода. Сумма более чем щедрая, поверьте. Чтобы вы могли снять скромное жильё и найти работу.
Я открыла папку. Сумма была унизительной. Даже не крошки с его стола — пыль под ним.
— Квартира, разумеется, остаётся Дмитрию, — продолжил адвокат. — Она была приобретена до брака.
Бизнес тоже его. Совместно нажитого у вас, по сути, нет. Вы же не работали.
— Я вела хозяйство, — тихо, но твёрдо сказала я. — Создавала уют, в который он возвращался. Организовывала его приёмы, помогавшие заключать сделки.
Дмитрий фыркнул.
— Уют? Приёмы? Аня, не смеши. Любая уборщица справилась бы лучше. И дешевле. Ты была просто… красивым аксессуаром. Который, кстати, в последнее время сильно подрастерял вид.
Он хотел ударить больно. И у него получилось. Но эффект был не тот, на который он рассчитывал. Вместо слёз во мне закипала ярость.
— Я не подпишу это.
— Ты не поняла, — вмешался Дима, наклонившись вперёд. Его глаза сузились. — Это не предложение.
Это ультиматум. Либо ты берёшь это и тихо уходишь, либо не получаешь ничего. У меня лучшие юристы. Они докажут, что ты просто жила за мой счёт. Как нахлебница.
Он смаковал это слово.
— Ты без меня — ноль. Пустое место. Ты даже котлеты нормально пожарить не можешь. Какой из тебя соперник в суде?
Я подняла на него взгляд. И впервые за долгие годы посмотрела на него не как жена, а как посторонняя.
И увидела не сильного мужчину, а напуганного, самовлюблённого мальчишку, панически боявшегося потерять контроль.
— Увидимся в суде, Дима. И да, я приду не одна.
Я встала и вышла, чувствуя на спине его ненавидящий взгляд.
Дверь закрылась за мной, отрезав прошлое. Я знала, что он так не оставит. Он попытается меня уничтожить. Но впервые в жизни я была к этому готова.
Суд был коротким и унизительным. Адвокаты Дмитрия представили меня капризной содержанкой, которая после ссоры из-за «неудачного ужина» решила отомстить мужу.
Моя адвокат — пожилая
