Вот, дети мои, присядьте поближе, расскажу вам историю, что в сердце моем, как старинная песня, живет. Сижу я здесь, в доме престарелых, носки вяжу, а мысли назад летят, в мои молодые годы. Родные меня сюда отправили, говорят, покой нужен, а я лишь воспоминания перебираю, словно бусы. И эта история — про меня, Анну, и мою доченьку Свету, про то, как жизнь нас учила, что такое настоящее счастье.
Было это давно, когда я еще глупой была, верила, что любовь — это вечный праздник. Встретила я Витьку — высокий, глаза горят, слова, как мед, сладкие. Влюбилась по уши, думала, вместе горы свернем. Поженились мы, и скоро я забеременела. Витька аж светился: «Сын будет, Ань! Наследник мой!». Уже и шампанское купил, и планы строил, как тот сын мир покорит. Я смеялась, гладила живот, представляла, как мы втроем гулять будем по парку, как семья.
Но родилась у меня девочка. Тихая, легкая, словно пушинка, с глазами, как весеннее небо. Назвала я ее Светой — потому что она, как свет, в мою жизнь вошла. А Витька… не пришел. Ни в роддом, ни на выписку. Молчит, будто его и не было. Мать его, Галина Петровна, еще и нож в душу воткнула: «Девчонка? Ну, отдайте куда-нибудь, зачем она вам?». Я слушала, а слезы сами катились. Как можно? Это же моя кровиночка, мое сердце!
Вернулась я из роддома одна. Свету к груди прижала, сумку на плечо — и в никуда. Жить с Витькой я не могла, а родители мои далеко были, не до них. Поселились мы у бабы Мани, в старой коммуналке. Комнатка тесная, стены тонкие, но теплая. Баба Маня, хоть и ворчала порой, сердце имела золотое. То чаю горячего нальет, то кашу сварит, то Свету покачает, когда я на работу бежала. «Не горюй, Анюта, — говорила. — Господь видит твои слезы, даст вам судьбу». И я верила, иначе не выжила бы.
Жили мы бедно, ох, как бедно. Днем я в киоске стояла, газеты и сигареты продавала, а ночью офисы мыла — полы, окна, столы. Руки трескались, спина ныла, ног не чувствовала. Но когда Света улыбалась, когда ее маленькие ручки ко мне тянулись, все забывалось. Она была моей радостью, моим смыслом. Про Витьку не спрашивала — мала еще, но чувствовала, что маме больно. Я старалась не плакать при ней, хоть ночами подушка от слез мокрой была.
Прошло лет пять. Света уже в садик ходила, косички я ей заплетала, а сама все думала: как так вышло, что мужчина, который клялся в любви, от нас отвернулся? Но жизнь не ждала моих раздумий — надо было есть, одевать ребенка, за квартиру платить. Баба Маня помогала, как могла, а я ей за это до гроба благодарна. Она мне не раз говорила: «Анюта, родные не те, с кем кровь одна, а те, кто в беде руку подаст». И правда ее была.
Однажды иду я с работы, усталая, как собака, а вижу — у нашего дома черная «Волга» стоит, блестит, как в кино. А рядом — Витька. Постарел немного, но все тот же — кольцо золотое, рубашка дорогая, чуб модный. И мальчик рядом с ним, лет четырех, как две капли на него похожий. Увидел он меня — и побелел, как мел. Света моя, смелая, тянет меня за руку:
— Мама, кто это?
Витька глаза в нее уставил, слова потерял. Ведь дочь его, та самая, от которой он сбежал. А тут дверь машины хлопнула, и выскочила его новая — в лисьей шубе, с губами, как у утки, и голосом, как на рынке. «Вить, кто эти нищие?» — визжит. Мальчик ее поддержал: «Пап, поехали, они грязные!».
У меня в груди все сжалось, но я голову подняла. Взяла Свету за руку и пошла. Медленно, с достоинством. Потому что мы не нищие, мы — семья. Витька за угол бросился, видно, хотел что-то сказать, но не решился. И слава Богу. Что он мог? Извиниться? Поздно, брат, поздно. Двери, которые раз захлопнул, не всегда открываются.
Дома пахло щами — баба Маня оставила. Света села ужинать, а я ей косичку гладила. Спросила она: «Мама, кто тот дядя?». А я лишь ответила: «Человек из прошлого, дочка. Нам без него лучше». Она кивнула, потому что в ее пяти годах было больше мудрости, чем в Витьке за всю жизнь.
А про него я потом слышала от соседей. Говорили, сидел он в баре, водку пил, в потолок смотрел. Может, и понял, что настоящее счастье променял на кольца и машины. Но время вспять не повернуть. Его новая, говорят, с ним недолго продержалась — нашла побогаче. А мальчик тот, сын его, рос без отца, потому что Витька не для детей, ему бы в карты играть да водку пить.
Света моя выросла красавицей. Училась хорошо, в институт поступила, теперь работает, мне помогает. Про Витьку мы не вспоминали — не о чем. А я, хоть и в доме престарелых, не грущу. Потому что знаю: мы со Светой выстояли. Не потому, что сильные, а потому, что любили друг друга. И баба Маня, царствие ей небесное, всегда с нами была — в каждой тарелке щей, в каждом добром слове.
Вот так, мои хорошие. Помните: счастье не в деньгах, не в блестящих машинах. Счастье — когда тебя любят. Даже если тихо, даже если в тесной комнатке, где пахнет щами и детским сном. И когда выбираете, с кем жизнь делить, смотрите в сердце, а не на золотые кольца. Потому что сердце не предаст, а золото — всего лишь холодный металл.
