Давно это было, еще в те времена, когда жизнь текла неспешно, а люди ценили тепло семейного очага. Возвращаясь от дочери Ольги, зашла Марфа Ивановна в лавку за провизией. На пути к переулку заметила она знакомую фигуру — согбенную, усталую. Поначалу показалось, ошиблась, но, присмотревшись, узнала — точно Лидия Семёновна, с которой когда-то делила и радости, и горести.
— Лидочка, — окликнула Марфа женщину, шагавшую медленно, будто неся на плечах незримую ношу. Промелькнула тревожная мысль: «Неладно что-то с ней…»
Лидия подняла глаза, и на губах её дрогнула улыбка, больше похожая на гримасу усталости.
— Марфушка, родная, — прошептала она, — хоть и годы не виделись, а узнала тебя сразу.
Когда-то они трудились бок о бок на фабрике, дружили, хоть и была Лидия старше на пять лет. Когда Марфа ушла на заслуженный отдых, Лидия уже давно была пенсионеркой, но работу не бросала.
— Ох, как мечтаю о пенсии, хоть день отдохну, — приговаривала Марфа, а подруга лишь вздыхала, глядя на неё с тихой завистью.
— Тебе легко говорить, а мне детей поднимать, долги выплачивать…
После увольнения Марфы их пути разошлись.
— Лидия, сто лет, сто зим! — обрадовалась Марфа.
— Да, время-то как песок сквозь пальцы, — вздохнула та. — Уж семьдесят мне стукнуло. Вот из аптеки иду, теперь здесь, поблизости, живу.
— Как так? — удивилась Марфа. Она-то помнила, что Лидия владела деревянным домом на окраине. — Дом продала?
— У сестры в двушке ютимся, да ещё мать из деревни перевезли — девяносто два года старушке, ухаживаем. В своём доме, конечно, лучше было, но… — голос её оборвался. — Не могу привыкнуть к этим каменным стенам, духота, будто в могиле. Всю жизнь среди брёвен да простору жила…
— И что же случилось? — присели они на скамейку у дороги, никуда теперь не торопясь.
Марфа помнила Лидию весёлой, приветливой женщиной, душой любой компании. Дом её всегда был полной чашей — и чистота, и стол ломился от домашних солений, ягод, зелени с огорода. Гостеприимная, добрая, хоть и жила с мужем непросто — пил он, скандалил, да и умер рано. Осталась Лидия с двумя детьми, но даже вздохнула свободнее: хоть и тяжко одной, зато спокойно, не то что раньше — будто на пороховой бочке сидела.
Шли годы. Дети выросли. Первым женился сын, снимал с женой угол. А когда невестка забеременела, перебрались к матери.
— Мам, будем у тебя жить, с ребёнком поможешь, — заявил сын, даже не спросив.
— Ну что ж, раз решили, — покорилась Лидия, хоть и защемило сердце от такого бесцеремонного тона.
Дочь тоже жила с ней, места хватало. Но когда родился внук, стало труднее. Малыш по ночам плакал, сна никому не было. На работу Лидия ехала с тяжёлой головой, но терпела — разве ребёнок виноват?
Помогала, как могла: гуляла с внуком, давала невестке передохнуть. А то и вовсе оставляли его на выходные, уезжая к друзьям — то в баню, то на рыбалку.
— Почему с собой не берут? — спрашивала Марфа.
— Да отдыхать хотят, — отмахивалась Лидия.
— А тебе разве не надо?
Но возражений дети не слышали.
Потом дочь объявила:
— Мам, замуж выхожу. Свадьбу справлять будем, готовься — ты одна за всё платить будешь.
Оказалось, жених «без родни» — а на деле мать его пила, отца и вовсе не знал.
— Может, без пышности обойдёмся? — робко предложила Лидия.
— Что, брату свадьбу справила, а мне нет? Я тоже в белом платье хочу! — вспылила дочь.
Пришлось брать кредит. Да ещё и жить молодые остались в доме — ипотеку бы не потянули.
Сыну с женой это не понравилось, но уходить не спешили — с матерью удобно: и нянька, и кошелёк.
Свадьбу отгуляли скромно, в местной столовой. Зять попался тихий, смирный. Зажили все вместе, хоть и тесно, но без ссор.
Пока однажды сын не заявил:
— Мам, пристрой к дому сделаю, с отдельным входом. Кредит возьму, ты помогать будешь. Потом и второй этаж надстроим. Сестра не против, они с мужем всё равно никуда не съедут. Да и ребёнок у них скоро будет. Как, поможешь?
Лидия опешила — сын, как всегда, решал за неё.
— Помогу, — прошептала она, а сама думала: «Доколе мне вкалывать?»
Три года длилась стройка. В итоге у сына — просторные комнаты, кухня, даже лестница на второй этаж, где у детей свои спальни. А Лидию и не звали — разве что внуков пришлют.
— Хоть бы спасибо сказали, — горько размышляла она.
Когда же дочь затеяла ремонт, снова пошли разговоры о кредите.
— Мам, мы хуже брата, что ли? Поможешь выплачивать?
— Дочка, я-то думала, на покой уйду…
— Ага, для брата — пожалуйста, а для меня — нет!
Пришлось согласиться. В итоге её собственную комнату перегородили — места не осталось.
— Где же мне спать? — спросила Лидия.
— В гостиной на диване. Старую кровать выбросим — вид портит.
Ремонт закончили. Дочь с семьёй жила припеваючи, а Лидия ютилась, как непрошеный гость. Зять до ночи телевизор смотрел, пиво потягивал. Спала она урывками, на работу шла разбитая.
Выплатив наконец долг, Лидия объявила:
— Увольняюсь, здоровье не то.
— А что ты тут будешь делать? Под ногами путаться? — фыркнула дочь.
Не выдержав, Лидия ушла к сестре в город. Взяли и мать из деревни — та уже еле ходила.
Дети даже не пытались её вернуть. Теперь общались лишь по телефону, да и то редко.
— Вот так и живём, — закончила Лидия, глядя куда-то вдаль. — Всё отдала, а в своём доме места не нашлось…
Расставшись, Марфа долго не могла прийти в себя. Перед ней была не та жизнерадостная Лидия, а сгорбленная стару
