Сноха терпела, пока не сорвалась
Екатерина намылила губку и принялась отскребать пригоревшую кашу с плиты. Свекровь опять что-то варила и, как всегда, не убрала за собой. Молоко убежало, еда пригорела, а теперь всё это въелось в эмаль намертво.
— Катюша! — донёсся из комнаты голос Веры Ивановны. — Ты там скоро? Чай хочу!
Катя вздохнула, сполоснула губку и поставила чайник. Уже девятый час вечера, она только с работы, а свекровь целый день дома сидела, но даже чай себе сделать не удосужилась.
— Несу, Вера Ивановна! — откликнулась она, стараясь, чтобы в голосе не дрогнуло раздражение.
Иван в соседней комнате смотрел футбол, даже не повернул головы, когда жена пронесла мимо поднос. Так каждый день. Придёт с работы, поужинает и — к телевизору. А всё остальное — дом, мать, хозяйство — на Кате.
— Сахар забыла! — буркнула Вера Ивановна, когда Катя поставила перед ней чашку. — И печенья нет. Разве можно чай без печенья пить?
— Печенье вчера закончилось, — тихо ответила Катя. — Завтра куплю.
— Видишь, не уследила! В моё время хозяйка всегда знала, что в доме есть, а чего нет. Я Ваню одна поднимала, и дом в порядке держала, и на работе успевала. А вы, молодые, только по магазинам шляетесь да в телефоне ковыряетесь.
Катя промолчала. Спорить бесполезно — она это давно поняла. Вера Ивановна всегда найдёт, к чему придраться. То суп недосолен, то пыль в углу, то телевизор слишком громко, то слишком тихо. Иногда Кате казалось, что свекровь нарочно ищет поводы, чтобы её покритиковать.
— А Лизу опять не забрала из садика, — продолжала Вера Ивановна, прихлёбывая чай. — Воспитательница звонила, спрашивала, где мама. Мне аж неудобно было!
— Я же просила вас забрать, у меня совещание было до семи, — попыталась объяснить Катя.
— А я что, нянька? У меня свои дела есть. Раньше женщины и работали, и детей сами растили, без нянек и бабушек.
Катя вышла на кухню, принялась мыть посуду. Руки дрожали от обиды. Лиза сидела в продлёнке до семи, плакала, потому что все дети уже разошлись. А Вера Ивановна целый день дома сидела, сериалы смотрела, но внучку забрать не смогла.
В спальне на столе лежала стопка детских рисунков. Лиза каждый день приносила что-то из садика — то рисунок, то поделку. Показывала маме, рассказывала, как делала. А потом спрашивала:
— Мам, а почему бабушка не смотрит на мои рисунки? Я показываю, а она отворачивается.
Как объяснить шестилетней девочке, что бабушка считает её обузой? Что с тех пор, как они переехали к Вере Ивановне, та только и делает, что жалуется: шумно, везде лезет, всё портит.
А ведь начиналось всё хорошо. Когда Иван привёл Катю знакомиться, Вера Ивановна была приветлива, расспрашивала о работе, о семье. Даже сказала:
— Хорошая девочка, Ваня. Видно, воспитанная. Женись, пора уже.
Свадьба была скромная, но весёлая. Вера Ивановна помогала с угощением, суетилась, радовалась. Катя думала, что им повезло — свекровь будет как вторая мама.
Когда родилась Лиза, Вера Ивановна первое время носила её на руках. Внучка, красавица! Помогала с ребёнком, варила супы, гладила пелёнки. Катя работала на полставки, успевала всё.
Но постепенно что-то пошло не так. Сначала мелкие придирки: то подгузник криво надет, то каша не та. Потом замечания становились жёстче.
— Ты что, совсем не понимаешь в детях? — возмущалась Вера Ивановна. — Ваня в её возрасте уже сам ложкой ел, а твоя всё мимо рта пачкает!
— Ей только год и три, — робко отвечала Катя.
— Вот именно! Балуешь! Я Ваню строго воспитывала, и ничего — человеком вырос.
Иван в таких разговорах обычно молчал. Придёт с работы, поужинает — и к телевизору. На замечания матери только кивал.
— Мам, не придирайся, — иногда говорил он. — Катя справляется.
Но чаще отмалчивался. А когда Катя пыталась пожаловаться на постоянную критику, Иван пожимал плечами:
— Да не обращай внимания. Мама у нас такая, привыкла командовать. Потерпи, привыкнет.
Только не привыкала. Наоборот, с каждым годом Вера Ивановна становилась капризнее. Особенно после того, как они переехали в её квартиру. Их однушка стала тесной, а у Веры Ивановны — двушка в хорошем районе.
— Переезжайте, — предложила она. — Зачем вам лишние траты? И мне веселее будет.
Поначалу было удобно. Лиза получила свою комнату, аренду платить не нужно. Но скоро Катя поняла — попала в ловушку.
— Это мой дом, — напоминала Вера Ивановна при каждом удобном случае. — И порядки здесь мои. Не нравится — съезжайте.
А съехать было некуда. На съёмную денег не хватало, своё жильё — не скоро. Иван на разговоры о переезде отмахивался:
— Да зачем? Здесь удобно.
Удобно было только ему. Он, как жил с матерью до женитьбы, так и продолжал. Только теперь вместо матери за ним ухаживала Катя.
— Вера Ивановна, может, сходите за хлебом? — как-то попросила Катя. — У Лизы температура, не хочется её на улицу тащить.
— А я что, прислуга? — обиделась свекровь. — Хлеб — твоя забота. Я своё уже отработала.
Но при этом находила время сходить к соседке Марье Петровне поболтать. Могла часами сидеть, обсуждая сплетни. А вот внучку в сад отвести или продукты купить — нет, это не её дело.
Особенно тяжело стало, когда Лиза пошла в школу. Нужно было помочь с уроками, уделить внимание. А Вера Ивановна только ворчала:
— Опять твоя дочь дверью хлопает! Голова раскалывается!
— Она же ребёнок, — защищала Катя.
— Ребёнок! А почему тогда не воспитана? Я Ваню учила: дома вести себя тихо, старших уважать. А твоя как слон топает!
Катя старалась оградить дочь от бабушкиных нападок, но это было трудно. Лиза всё слышала, всё понимала. Стала замкнутой, неуверенной. На замечания опускала глаза, пряталась за