Свекровь вернулась с вещами
Алевтина стояла у окна, наблюдая, как дождь стучит по подоконнику, словно пытается передать какое-то тревожное послание. За её спиной мелькала тень мужа — Артём бесшумно перемещался по квартире, прижимая к уху телефон. Уже третий час он шептался с кем-то, и от этих шёпотов по коже бежали мурашки.
— Тёма, что случилось? — не выдержала она, оборачиваясь. — Ты весь день как на иголках.
Артём замер посреди комнаты, виновато опустив глаза. В руке у него всё ещё дрожал телефон, экран которого вспыхивал тревожными уведомлениями.
— Лева, мне нужно тебе кое-что сказать, — начал он, запинаясь. — Только не пугайся заранее, ладно?
Сердце Алевтины ёкнуло. За семнадцать лет брака она научилась читать мужа, как раскрытую книгу. Таким голосом он говорил только перед чем-то серьёзным.
— Говори уже, — она опустилась на край дивана, ощущая, как подушка проваливается под ней, будто трясина.
— Мама возвращается.
— Как это возвращается? — Алевтина уставилась на мужа, будто он только что объявил о конце света. — Откуда?
— Из Сочи. От Вероники. Они разругались, и теперь мама хочет обратно. К нам.
По спине Алевтины пробежал ледяной ручей. Ирина Семёновна, свекровь, уехала к младшей дочери полгода назад после очередного скандала. Тогда Алевтина подумала, что наконец-то сможет дышать свободно в собственном доме, не оглядываясь на вечное недовольство со стороны.
— Тёма, нет, — твёрдо сказала она. — Мы же договаривались. Помнишь, чем это закончилось в прошлый раз?
— Лева, она же моя мать, — Артём присел рядом, и диван скрипнул под его весом, будто жалуясь. — Ей некуда деваться.
— У неё же своя квартира!
— Сейчас там живут арендаторы. Мама сдала её на год, когда уезжала. Договор до весны.
Алевтина закрыла глаза, пытаясь поймать ускользающее спокойствие. Вспомнила те бесконечные месяцы, когда свекровь жила с ними. Вечные придирки к борщу, который «слишком жидкий», к уборке, которая «недостаточно тщательная», к детям, которые «растут без строгости».
— А что случилось с Вероникой? — спросила она, будто оттягивая неизбежное.
— Не знаю точно. Мама только сказала, что больше не может там находиться. Не сошлась с зятем.
— И сколько она планирует у нас гостить?
— До весны, пока не освободится её жильё.
Алевтина встала и зашагала по комнате, словно пытаясь убежать от реальности. Пять месяцев. Пять месяцев жизни под прицелом человека, который считал её недостойной своего сына.
— Тёма, я не выдержу, — прошептала она, останавливаясь перед мужем. — Не смогу снова через это пройти.
— Лева, пожалуйста, — он схватил её за руки, и его ладони были холодными, как лёд. — Она изменилась. Полгода жизни с чужими людьми её многому научили.
— Твоя мать не меняется. Она всегда будет винить меня во всех бедах этой семьи.
Артём молчал. Он знал, что жена права. Мать действительно никогда не принимала Алевтину, выискивала изъяны там, где их не было.
— Когда она приезжает? — устало спросила Алевтина.
— Завтра утром.
— Завтра?! — она отпрянула, будто её ударили. — Ты с ума сошёл? Почему не сказал раньше?
— Она только сегодня позвонила. Говорит, билет уже купила.
— Прекрасно, — Алевтина покачала головой, и мир вокруг поплыл, как в дурном сне. — Значит, она даже не спросила. Просто поставила нас перед фактом.
— Лева, ну что я мог сделать? Сказать матери ночевать на вокзале?
— Могла бы в гостиницу. Или к знакомым.
— У неё нет денег на гостиницу. А знакомые… Ты же знаешь её характер.
Алевтина знала. Ирина Семёновна умудрилась поссориться со всеми соседями, подругами, даже с продавцами в местном магазине. Вечно всем недовольная, вечно всех поучающая.
Вечером за ужином они рассказали детям. Тринадцатилетний Никита лишь пожал плечами — бабушка для него была просто бабушкой, которая то дарила деньги, то ругала за беспорядок. А вот десятилетняя Соня нахмурилась.
— Она опять будет говорить, что я неправильно пишу буквы? — спросила девочка.
— Сонечка, бабушка просто заботится о тебе, — попытался смягчить ситуацию отец.
— Тогда пусть заботится издалека, — пробурчала дочь, и Алевтина едва сдержала улыбку.
Утром она специально встала раньше всех и приготовила завтрак. Хотела, чтобы свекровь сразу увидела: дом в порядке, хозяйка — образцовая. Хотя понимала — это бесполезно. Ирина Семёновна всё равно найдёт к чему придраться.
В десять утра раздался звонок. Артём бросился открывать, а Алевтина застыла на кухне, протирая уже сияющие тарелки, будто в них можно было увидеть ответы на все вопросы.
— Артёмушка, родной! — раздался из прихожей голос свекрови. — Как я соскучилась!
— Мам, проходи. Как дорога?
— Ужасно! В автобусе душно, кондиционер сломан. А рядом ещё какой-то пьяный сидел, всю ночь орал.
Алевтина глубоко вдохнула и вышла в коридор. Ирина Семёновна стояла в окружении сумок и чемоданов. Их было столько, что казалось — она вернулась навсегда.
— Здравствуйте, Ирина Семёновна, — вежливо сказала Алевтина.
Свекровь медленно повернулась и окинула её взглядом, будто разглядывая товар на рынке.
— Здравствуй, — сухо ответила она. — Похудела. Болела?
— Нет, не болела.
— Странно. Лицо какое-то измученное. Наверное, опять эти диеты. А потом удивляешься, что муж по сторонам смотрит.
Алевтина стиснула зубы. Началось.
— Мам, давай не сразу, — попросил Артём. — Чай попьём, расскажешь, как дела.
— Дела, сынок, хуже некуда, — Ирина Семёновна прошла на кухню и придирчиво осмотрела всё вокруг. — Твоя сестра совсем с катушек слетела. Живёт с мужчиной, который мне дверь не открывает.
— Как это не открывает? — удивился Артём.
— А вот так. Говорит
