Сноха терпела, пока не лопнуло терпение.
Анна шершавой стороной губки скребла пригоревшую кашу с плиты. Свекровь, как всегда, оставила после себя бардак — молоко убежало, крупа прилипла намертво.
— Аннушка! — донёсся из комнаты голос Галины Ивановны. — Ты там скоро? Чайник-то закипел уже!
Анна сжала губку, выжала воду. Девять вечера, она только с работы, а свекровь весь день дома просидела, но даже чай себе сделать не удосужилась.
— Несу, Галина Ивановна! — отозвалась она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
В соседней комнате Игорь уткнулся в телевизор. Даже не пошевелился, когда жена пронесла поднос мимо. Так каждый день. Приходит с работы, ест, садится перед экраном. А всё остальное — дом, мать, хозяйство — на Анне.
— Сахар забыла! — буркнула Галина Ивановна, когда Анна поставила перед ней чашку. — И печенья нет. Разве так чай пьют?
— Печенье вчера кончилось, — тихо сказала Анна. — Завтра куплю.
— Вот видишь, не следишь! В моё время хозяйка всегда знала, что в доме есть. Я Игоря одна растила, и в доме порядок был, и на работе успевала. А нынешние только по магазинам шляются да в телефонах копаются!
Анна промолчала. Спорить бесполезно — Галина Ивановна всегда найдёт, к чему придраться. То суп недосолен, то пыль на полке, то громко, то тихо. Порой Анне казалось, что свекровь специально выискивает поводы для упрёков.
— А Машу опять не забрала из садика, — продолжала Галина Ивановна, прихлёбывая чай. — Воспитательница звонила, спрашивала, где мама. Неудобно перед людьми!
— Я просила вас забрать, у меня совещание было до семи, — попыталась объяснить Анна.
— А я что, нянька? У меня свои дела есть! Раньше женщины и работали, и детей сами растили, без всяких бабушек!
Анна вышла на кухню, принялась мыть посуду. Руки дрожали. Маша сидела в саду до семи, плакала, потому что все дети разошлись. А Галина Ивановна целый день дома просидела, сериалы смотрела, но внучку забрать не смогла.
В спальне на столе лежала стопка детских рисунков. Маша каждый день приносила что-то из сада — то домик, то цветок. Показывала маме, рассказывала, как делала. А потом спрашивала:
— Мам, а почему бабушка не смотрит на мои рисунки? Я показываю, а она отворачивается.
Как объяснить шестилетней девочке, что бабушка считает её обузой? Что с тех пор, как они переехали к Галине Ивановне, та только и делает, что ворчит: «Шумит! Мешается! Всё ломает!»
А ведь начиналось всё хорошо. Когда Игорь привёл Анну знакомиться, Галина Ивановна была приветлива, расспрашивала о работе, хвалила:
— Хорошая девочка, Игорек. Видно, работящая. Женись, пора уж.
Свадьба была скромная, но весёлая. Свекровь помогала с угощением, суетилась, радовалась. Анна думала — повезло с семьёй, будет как вторая мать.
Когда родилась Маша, Галина Ивановна первое время носилась с внучкой. Помогала, супы варила, пелёнки гладила. Анна работала на полставки, успевала и за ребёнком смотреть, и по хозяйству.
Но постепенно что-то пошло не так. Сначала мелкие придирки: «Подгузник криво надет», «Каша жидкая». Потом замечания становились жёстче.
— Ты что, в детях не разбираешься? — возмущалась Галина Ивановна. — Игорь в её возрасте уже сам ложкой ел, а твоя всё рот не попадает!
— Ей только год и три! — робко отвечала Анна.
— Вот-вот! Балуешь! Я Игоря строго воспитывала — и ничего, человеком вырос.
Игорь в таких разговорах участия не принимал. Придёт с работы, поест — и к телевизору. На упрёки матери только кивал или отмахивался.
— Мам, не придирайся, — иногда говорил. — Анна хорошо справляется.
Но чаще молчал. А когда Анна жаловалась на вечные придирки, пожимал плечами:
— Да не обращай внимания. Мама у нас такая, привыкла командовать. Потерпи, привыкнет.
Только не привыкала. Наоборот — с каждым годом становилась капризнее. Особенно после переезда в её квартиру. Их однушка стала тесна, а у Галины Ивановны — двушка в хорошем районе.
— Переезжайте, — предложила она. — Зачем вам лишние траты? И мне веселее будет.
Сначала казалось удобно. Маша получила отдельную комнату, аренду платить не надо. Но очень скоро Анна поняла — попала в ловушку.
— Это мой дом, — напоминала Галина Ивановна. — И порядки тут мои. Не нравится — съезжайте.
А съехать было некуда. На съёмную денег не хватало, своё жильё ещё копить и копить. Игорь на разговоры о переезде отмахивался:
— Да что ты? Здесь удобно. Мама права.
Удобно было только ему. Жил, как привык — мама готовит, стирает, убирает. Только теперь вместо неё всё делала Анна.
— Галина Ивановна, сходите за хлебом? — попросила как-то Анна. — У Маши температура, не хочется на улицу выходить.
— А я что, прислуга? — обиделась свекровь. — Хлеб — твоя забота. Я своё уже отработала.
Но при этом часами могла сидеть у соседки Валентины, сплетничать. А вот внучку забрать или продукты купить — нет, не её дело.
Особенно тяжело стало, когда Маша пошла в школу. Ребёнку нужна была помощь с уроками. А Галина Ивановна только ворчала:
— Опять эта девочка дверьми хлопает! Голова раскалывается!
— Она же ребёнок, — защищала дочь Анна.
— Ребёнок! А почему не воспитана? Я Игоря учила: дома тихо, старших уважать. А твоя как слон топает!
Анна старалась оградить Машу от бабушкиных колкостей, но это было трудно. Девочка всё слышала, всё понимала. Стала забитой, неуверенной. На замечания бабушки опускала голову, пряталась за маму.
— Мам, а почему бабушка меня не любит? — спросила однажды.
Анна не знала, что ответить. Как объяснить, что взрослые иногда бывают несправедливы? Что старость делает людей злыми?
— Бабушка тебя любит, — соврала она. — Просто уста
