Тихая женщина сказала громко
— Иван Сергеевич! Да когда же этому конец?! Уже второй раз за неделю вы заливаете мой потолок! — орала снизу соседка, размахивая мокрой тряпкой перед самым носом у Людмилы Федоровны.
— Я же извинился! Батарея течет, слесаря вызвал! — оправдывался муж, стоя в дверях в застиранных трусах и растянутой майке.
— Извинился! А мне теперь с плесенью на потолке жить? Обои новые всего месяц назад клеили! Вы вообще за хозяйством следите?
Людмила стояла за его спиной, сжав кулаки. Соседка Надежда Петровна была права, но Иван, как всегда, не слушал. Батарея подтекала уже три недели, а он все откладывал ремонт.
— Да перестаньте орать, как на базаре! — не выдержал Иван. — Починю, сказал же!
— Когда?! Когда у меня мебель поплывет?! — Надежда Петровна тряслась от злости, седые волосы растрепались, щеки пылали.
Людмила осторожно тронула мужа за плечо.
— Ваня, давай я завтра найду слесаря. У меня есть знакомый мастер, — прошептала она.
— Отстань! Сам разберусь! — отмахнулся он, даже не повернувшись.
Надежда Петровна глянула на Людмилу с жалостью. Они знали друг друга семь лет, с тех пор как Федоровы въехали в эту квартиру, но за все это время соседка ни разу не слышала, чтобы Людмила повысила голос. Всегда тихая, всегда согласная, всегда извиняющаяся за мужа.
— Ладно, Людмила Федоровна, я понимаю, что не ваша вина. Но решайте же что-то! — Надежда Петровна развернулась и зашагала к лестнице.
Иван хлопнул дверью и побрел на кухню, где на плите дымился щи. Людмила шла следом, как всегда, молча.
— Чего насупилась? — буркнул он, плюхаясь за стол. — Наливай щи.
Она взяла половник, но руки дрожали. Капли бульона упали на свежую скатерть, которую она гладила утром.
— Руки-крюки! — проворчал Иван. — Нормально налить не можешь!
— Прости, — прошептала Людмила и быстро вытерла пятно салфеткой.
За обедом Иван жаловался на работу, на начальника, на коллег — на всех, кроме себя. Людмила кивала, изредка вставляла: «Да, ты прав» или «Конечно». Так было всегда — двадцать четыре года их брака.
После обеда Иван улегся на диван смотреть хоккей, а Людмила пошла мыть посуду. В кухонном окне было видно, как соседка развешивает белье на балконе. Надежда Петровна заметила ее взгляд и помахала. Людмила робко помахала в ответ.
Вечером, когда муж захрапел перед телевизором, Людмила тихо оделась и спустилась к соседке. Надежда Петровна открыла дверь в засаленном халате, с кружкой чая в руках.
— Людмила Федоровна! Заходи, чай будешь?
— Спасибо, не надо. Я ненадолго. Хотела посмотреть потолок.
В ванной было печально: желтое пятно расползалось по потолку, обои в углу уже отходили.
— Боже мой! — ахнула Людмила. — Надежда Петровна, простите нас! Я завтра же найду мастера, сама заплачу!
— Да что вы, Людмила Федоровна! Не в деньгах дело. Просто терпение лопнуло. Вы же видите, какой у вас муж… Вечно виноватых ищет, а сам ничего не делает.
Людмила опустила глаза. Соседка была права, но признать это вслух она не могла.
— Он устает на работе, — тихо оправдывалась она.
— Люда, а вы сами-то как живете? — вдруг спросила Надежда Петровна. — Я вас семь лет знаю, и ни разу не видела, чтобы вы улыбнулись. Всегда такая печальная.
— Нормально живу. Что вы… — Людмила смутилась от прямого вопроса.
— Дети есть?
— Нет. Не сложилось.
— А хотели?
Людмила долго молчала, потом кивнула.
— Очень. Но Иван говорил, что рано, потом — что денег нет, потом — что не готов. А теперь уже поздно.
Надежда Петровна поставила кружку, подошла ближе.
— А вы чего хотите? Не Иван, а вы?
— Не знаю, — честно ответила Людмила. — Я уже забыла, чего хочу. Столько лет думала только о том, что нужно ему…
— Людмила Федоровна, да вы же красивая женщина! И не старая еще — сорок шесть лет! Почему вы себя так… задвигаете?
Людмила взглянула в зеркало в прихожей. Лицо еще не старое, глаза живые, фигура в порядке. Но выражение… усталое, потухшее.
— Я не задвигаю. Просто… так получилось. Не умею я спорить. Мама говорила, жена должна мужу подчиняться.
— А мама ваша счастливая была?
Людмила задумалась. Мама… вечно в тени отца. Отец решал, мама кивала. Но счастливой ее Людмила не помнила.
— Наверное, нет, — тихо призналась она.
— Вот видите. А вы ее путь повторяете.
Когда Людмила вернулась домой, в квартире было тихо. Иван храпел на диване, в комнате пахло перегаром — видимо, он допил водку после ее ухода. На кухне в раковине громоздилась грязная посуда, на столе — крошки.
Она машинально начала убирать, но вдруг остановилась. Посмотрела на спящего мужа, на бардак, который он устроил за полчаса. Что-то внутри дрогнуло, как натянутая струна.
Утром Иван проснулся с похмелья, злой и помятый.
— Где завтрак? — проворчал он, заваливаясь на кухню.
— Сделай сам, — сказала Людмила, не отрываясь от кофе.
— Что?
— Сделай сам. Я не твоя кухарка.
Иван выпучил глаза. За двадцать четыре года жена ни разу не отказывалась готовить ему завтрак.
— Ты что, с ума сошла? Температуру мерила?
— Я здорова. Просто устала быть бесплатной прислугой.
— Ты вообще в себе? — Иван покраснел. — Кто тебя кормит, одевает, крышу над головой дает?
— Я работаю в бухгалтерии, получаю зарплату, — спокойно ответила Людмила. — И квартира в наследство от мамы, если ты забыл.
Муж закипел еще сильнее.
— А, теперь права качать будешь? Да я без тебя как сы
