— Я что? Старая развалина? Неужели дожила? — голос матери задрожал от обиды. — Да я ещё ого-го!
— Анюта! Анютка! Сколько можно тебя звать?! — материнский крик разносился по всей хрущёвке, пробивая даже плотно закрытую дверь детской, где Антонина укачивала четырёхлетнего Ваню.
— Мам, подожди чуть-чуть! Ванюшка засыпает! — отозвалась она, поглаживая сына по спине.
— Какое «чуть-чуть»?! У меня голова раскалывается! Ты обещала принести таблетки! — в голосе Нины Семёновны появились знакомые ноющие нотки.
Тоня вздохнула. Ваня уже почти заснул, но теперь снова открыл глаза и уставился на неё тревожно.
— Мам, бабуля плачет? — прошептал он.
— Нет, родной, не плачет. Спи, спи… — Тоня поцеловала его в макушку, а внутри у неё всё сжалось. Мама не плакала — она закатывала сцену.
Нина Семёновна сидела на кухне, драматично прижимая ладонь ко лбу. Увидев дочь, она покачала головой.
— Вот до чего довела! Голова раскалывается, ноги подкашиваются! А ты с ребёнком возишься! Я же говорила — сначала мать, потом дети!
— Мам, ну как же так? Ваня засыпал, его нельзя бросать. Он потом до утра не уснёт, — Тоня достала из шкафчика корвалол, налила воды.
— А мне что, терпеть? — Нина Семёновна отвернулась. — Раньше ты не смела так со мной разговаривать. Раньше, стоило мне пикнуть, ты сразу бежала. А теперь… теперь у тебя своя семья важнее!
Тоня молча протянула таблетки. Да, раньше она бросала всё. Было время, когда мама просила ласково: «Тонечка, солнышко, принеси лекарство». Теперь это был приказ: «Антонина! Немедленно дай таблетку!»
— Мам, выпей и приляг. Тебе станет легче, — тихо сказала она.
— Прилягу! А кто ужин готовить будет? Кто завтра Ваню в садик соберёт? — Нина Семёновна начала перечислять, и с каждым словом её голос звучал всё громче. — Я же не прислуга! Я вам помогаю, здоровье кладу, а вы…
— Мам, никто не заставляет тебя готовить. Я сама справлюсь, — перебила Тоня.
— Ага! В десять вечера! Муж с работы придёт голодный, ребёнок есть просит! Нет, я не могу на это смотреть!
Тоня села напротив. Они жили вместе три года, с тех пор как родился Ваня. Тогда мама переехала из своей однушки — помогать. Сначала это действительно была помощь. Нина Семёновна с радостью нянчила внука, варила борщи, убиралась. А Тоня работала и чувствовала себя спокойно: дома порядок, ребёнок с любящей бабушкой.
Но постепенно помощь превратилась в обязанность. Просьбы — в приказы.
— Мам, — осторожно начала Тоня, — может, найдём Ване няню? Ты устаёшь…
— Няню?! — Нина Семёновна даже подпрыгнула на стуле. — Чужую женщину к моему внуку?! Да ты с ума сошла! Кто его вырастит лучше меня?
— Мам, я не говорю, что хуже. Просто ты…
— Я что? Дряхлая старуха? — голос матери задрожал. — Да я ещё ого-го! Я хоть десять таких внуков подниму! Мне только чуть больше заботы надо!
В прихожей хлопнула дверь — это пришёл с работы Сергей, Тонин муж. Она облегчённо выдохнула.
— Привет, родные! — бодро крикнул он, снимая ботинки. — Ваня спит?
— Почти, — коротко ответила Тоня.
— Сереженька пришёл! — Нина Семёновна мгновенно сменила тон на сладкий. — Голодный, родной? Я супчик сварила, котлетки сделала. Садись кушать!
Сергей недоумённо посмотрел на жену, потом на тёщу. По лицу Тони он понял — опять ссора.
— Спасибо, Нина Семёновна. А что-то случилось? Тоня какая-то грустная.
— Да пустяки, — вздохнула мать. — Просила лекарство принести, а дочка решила, что внук важнее. Ну да ладно. Сережа, как работа?
Тоня молча накрывала на стол. Так всегда: при Сергее мама — ласковая и понимающая. Без него — другая.
За ужином Нина Семёновна рассказывала зятю, как водила Ваню на площадку, как варила, стирала. И в каждом слове звучало: «Видишь, как я стараюсь?»
— Мама очень устаёт, — тихо сказала Тоня. — Может, правда подумаем о няне?
Сергей задумался:
— Знаете, может, и правда стоит. Нина Семёновна, вы так много сил тратите. Может, вам отдохнуть?
— Отдохнуть? — Нина Семёновна нахмурилась. — А чем я буду заниматься? У меня есть смысл — внук. А вы что предлагаете? Чтоб я одна сидела, в стенку смотрела?
— Ну почему одна? — Сергей говорил мягко. — С подругами можно встретиться, в театр сходить…
— Какие подруги? — горько усмехнулась мать. — Все либо болеют, либо с внуками. А в театр… На какие деньги? На пенсию в пятнадцать тысяч?
Тоня поняла — разговор заходит в тупик.
— Мам, если хочешь в театр — мы купим билеты.
— Не нужны мне подачки! — вспыхнула Нина Семёновна. — Я не нищенка! Я честно прожила жизнь! Я считаю, мой долг — помогать детям. А ваш долг — ценить это!
— Мы ценим, — устало сказала Тоня.
— Ничего вы не цените! — мать стукнула кулаком по столу. — Если бы ценили, не предлагали бы няню! Не выгоняли бы меня!
Сергей попытался успокоить:
— Нина Семёновна, вас никто не выгоняет! Мы просто волнуемся за вас. Вы сами говорите, что устаёте…
— Конечно, устаю! Как не устать с ребёнком? Но я не жалуюсь! Я просто хочу, чтобы дочка была внимательнее!
Тоня отложила ложку.
— Мам, я никого не ставлю выше тебя. Но иногда ты… требуешь слишком много.
— Требую?! — Нина Семёновна вскинула брови. — Я просто хочу, чтобы ты была хорошей дочерью!
— А сейчас я плохая?
— Ты стала чужой, Тоня. Раньше мы с тобой были как подруги. Ты советовалась, прислушивалась. А теперь… теперь у