Когда мы переехали в новый дом, у меня было хорошее предчувствие. Это была новая глава в нашей жизни, и я была к ней готова. Мой муж Кирилл и я с нетерпением ждали, когда наш сын Артём начнёт всё сначала. Недавно он столкнулся с травлей в школе, и мы все хотели оставить это позади.
Дом принадлежал пожилому мужчине по имени Николай, который недавно ушёл из жизни. Его дочь, женщина лет сорока, продала нам дом, объяснив, что ей слишком больно здесь оставаться — она не жила в нём с тех пор, как умер отец.
«Здесь слишком много воспоминаний, понимаете? — сказала она при первой встрече. — И я не хочу, чтобы он попал в чужие руки. Мне важно, чтобы здесь жила семья, которая полюбит его так же сильно, как моя».
«Я прекрасно понимаю, Татьяна», — ответила я. — «Мы сделаем этот дом нашим навсегда».
Мы с радостью обустраивались, но с первого дня началось что-то странное. Каждое утро у двери появлялся хаски. Пёс был старый, с седой шерстью и пронзительными голубыми глазами, будто смотрящими сквозь тебя.
Он не лаял, не шумел — просто сидел и ждал. Мы, конечно, подкармливали его, думая, что он чей-то соседский. Поев, он уходил, будто так было заведено.
«Мама, а хозяева его плохо кормят?» — спросил как-то Артём в магазине, куда мы закупались и для собаки тоже.
«Не знаю, Тёма, — ответила я. — Может, старый хозяин нашего дома его подкармливал, и пёс просто привык?»
«Да, наверное», — согласился сын, кладя в корзину собачьи лакомства.
Сначала мы не придавали этому значения. Мы с Кириллом хотели завести Артёму собаку, но решили подождать, пока он освоится в новой школе.
Но хаски приходил снова и снова — всегда в одно время, терпеливо ожидая у крыльца.
Казалось, он не просто бродяга. Он вёл себя так, будто это его дом, а мы — временные гости. Было странно, но мы не думали об этом слишком много.
Артём был в восторге. Я видела, как сын привязывается к собаке. Он играл с ней, бросал палки, сидел на крыльце и разговаривал, будто знал её всю жизнь.
Я наблюдала из окна кухни, улыбаясь их дружбе.
Это было именно то, что нужно было Артёму после всего, что случилось в старой школе.
Однажды, гладя пса, сын нащупал ошейник.
«Мама, тут имя!» — крикнул он.
Я подошла, раздвинула шерсть и увидела потрёпанный кожаный ошейник. Надпись почти стёрлась, но читалась:
**Николай-младший.**
Сердце ёкнуло.
Неужели совпадение? Николай — как прежний хозяин дома. Может, это его пёс? Меня пробрала дрожь. Татьяна ничего не говорила о собаке.
«Он приходит сюда, потому что раньше здесь жил?» — спросил Артём, широко раскрыв глаза.
Я пожала плечами, чувствуя лёгкую тревогу.
«Возможно, сынок. Но кто знает?»
В тот же день, после еды, пёс начал вести себя странно.
Он скулил, бродил по краю участка, заглядывая в лес. Раньше он так не делал. Будто звал нас за собой.
«Мама, он хочет, чтобы мы пошли!» — воскликнул Артём, уже надевая куртку.
Я колебалась.
«Тёма, я не уверена…»
«Да ладно, мам! — настаивал он. — Возьмём телефоны, папе напишем. Ну пожалуйста!»
Мне не хотелось идти, но любопытство взяло верх. В поведении пса была какая-то настойчивость, будто это не просто прогулка.
Мы пошли.
Хаски шёл впереди, оглядываясь, чтобы мы не отстали. В лесу было тихо, лишь хруст веток под ногами нарушал покой.
«Ты точно хочешь продолжать?» — спросила я.
«Конечно! — ответил Артём. — Папа знает, где мы».
Мы шли минут двадцать, углубляясь в чащу. Я уже собиралась предложить вернуться, как пёс резко остановился на поляне.
Там была беременная лиса, попавшая в капкан. Она еле дышала, шерсть в грязи, лапа зажата.
«Боже мой…» — прошептала я, бросаясь к ней.
«Мама, надо помочь!» — дрожал голос Артёма.
Я изо всех сил старалась освободить её. Хаски стоял рядом, скуля, будто чувствовал её боль.
Наконец капкан поддался. Лиса лежала, тяжело дыша.
«Нужно срочно к ветеринару», — сказала я, звоня Кириллу.
Когда он приехал, мы завернули лису в одеяло и повезли в клинику. Хаски, конечно, поехал с нами.
Ветеринар сказал, что нужна операция. Мы ждали в белой холодной комнате. Артём сидел, обняв пса.
«Она выживет, мама?» — спросил он.
«Надеюсь, сынок», — ответила я.
Операция прошла успешно, но лиса очнулась с воем. Никто не мог её успокоить.
Но когда я вошла, она замолчала. Уставилась на меня и тихо вздохнула.
«Похоже, она знает, что вы её спасли», — сказал ветеринар.
Через два дня мы забрали её домой. Устроили в гараже, где она могла восстановиться. Хаски, которого Артём назвал Коляшей, не отходил от лисы, теперь Лисы.
Через несколько дней она родила четырёх лисят. Это было чудо. И она позволила нам быть рядом.
«Она пускает только нас», — говорил Артём. — «Она нам доверяет».
Я кивнула.
«И Коляше тоже».
Когда лисята подросли, мы отпустили их. Построили логово в лесу и наблюдали, как Лисица скрывается в нём с малышами.
Теперь каждые выходные мы с Артёмом и Коляшей ходим в лес навещать их. Лиса выходит нам навстречу, а лисята следуют за ней, такие же любопытные, как и мы тогда.
А как бы поступили вы?
