**Дневник. 12 декабря.**
Сегодня снова видел её — ту старушку у булочной. Стоит, дрожит на ветру, лицо в морщинах, будто каждая — след прожитых лет. В руках потрёпанная сумка с пустыми бутылками.
“Доченька, пожалей старуху… Третий день без хлеба, ни копейки за душой…” — голос её дрожал, как последний лист на осеннем ветру.
Продавщица, Наталья, лишь отмахнулась: “Что за безобразие? Здесь хлеб продают, а не бутылки принимают. Читать не умеешь?”
Старушка смутилась. Раньше она и представить не могла, что будет собирать бутылки. Она была учительницей, женщиной с гордой осанкой, но теперь стояла, как нищая, и внутри всё сжималось от стыда.
“Приходи завтра утром, если не проспишь,” — буркнула Наталья.
Но старушка умоляла: “Хотя бы кусочек… Голова кружится…”
В этот момент я подошёл — Павел Семёнов, владелец сети магазинов электроники. Наталья сразу заулыбалась:
“Павел Ильич! Ваш любимый хлеб с орехами только привезли! А булочки с курагой — свежие!”
Я машинально купил хлеб и булочки, даже не вслушиваясь. Но когда достал кошелёк, мой взгляд упал на старушку. Что-то в ней было… знакомое. Брошь на потрёпанном пальто — старинная, в виде цветка.
Вечером дома жена, Ирина, жаловалась: “Артём опять подрался в школе…”
“Не могу сейчас, важные переговоры,” — ответил я, но в голове не отпускал тот образ.
Потом вдруг вспомнил: Татьяна Васильевна. Моя учительница. Та самая, что подкармливала меня, мальчишку из бедной семьи, придумывала “работу” в саду, а потом кормила свежим хлебом из печи.
На следующий день разыскал её адрес.
Дверь открыла она. Лицо измождённое, но осанка всё та же — прямая, учительская.
“Здравствуйте, Татьяна Васильевна…” — голос мой дрогнул.
“Помню тебя, Пашенька,” — тихо ответила она.
Я предложил переехать к нам. Сначала отказывалась, но потом согласилась.
Теперь в нашем доме всё иначе. Ирина часто беседует с ней, а дети — Артём и Миша — слушают её, раскрыв рот. Она печёт хлеб, читает сказки, учит их доброте.
А сегодня родилась наша дочка — Лиза. Когда мы вернулись из роддома, Артём кричал: “Мама! Мы с Татьяной Васильевной хлеб пекли!”
Я посмотрел на неё и увидел — она снова счастлива.
И понял: это не я её спас. Она спасла нас всех.