— Как же я скучаю, — прошептала Татьяна, вздрогнув от звука собственного голоса в тишине комнаты.
Её пальцы застыли над старым фотоальбомом. На выцветшем снимке Дмитрий улыбался, подняв на плечи маленького Ваню. Татьяна осторожно провела кончиками пальцев по его изображению. Девять лет минуло, но боль осталась такой же острой.
За окном бушевала метель, швыряя снежные хлопья в стекло. Татьяна поднялась и подошла к подоконнику, где стояло блюдце с горящей свечой. Годовщина. В такие ночи его отсутствие особенно давило.
— Я справляюсь, слышишь? — произнесла она, обращаясь к пустоте. — Ваня теперь почти догнал тебя ростом. А Федя… он так похож на тебя.
В углу потрескивала печь. Татьяна закуталась в старый плед и опустилась в кресло. Старый деревянный дом поскрипывал под порывами ветра.
Она не заметила, как задремала. Возможно, прошло несколько минут или часов, когда три громких удара в дверь разорвали тишину.
Татьяна вздрогнула, мгновенно очнувшись. Сердце забилось как бешеное. Кто мог прийти в такую пургу? До ближайших соседей километр пути.
Стук повторился — три чётких удара, словно кто-то настаивал.
Татьяна двинулась по коридору, в темноте нащупывая стены. Её взгляд упал на кухонный нож, лежащий на столике. Она схватила его и крепко сжала рукоятку.
— Кто там? — её голос дрожал.
Тишина. Затем снова — три удара, ещё настойчивее.
Татьяна прижала нож к бедру и другой рукой повернула замок. Холодный воздух ворвался внутрь вместе с облаком снега, а на пороге…
— Танюш, это я. Я вернулся.
Дима. Её Дима. Тот самый, что пропал девять лет назад. Щетина на лице, усталые глаза, знакомая улыбка.
Нож выпал из онемевших пальцев. Татьяна покачнулась, едва удержавшись за дверной косяк.
— Это не… — она задыхалась. — Тебя больше нет.
— Я здесь, — он шагнул вперёд и обнял её.
Тёплый. Реальный. Пахнущий морозом и снегом. Татьяна вцепилась в его куртку, уткнулась лицом в плечо, и слёзы хлынули потоком. Ноги подкосились, и они оба осели на пол прихожей.
— Как? — только и смогла выговорить она.
— Я знаю, ты не понимаешь, — Дима гладил её по волосам. — Но я всё объясню. Давай сначала закроем дверь. Холодно.
Он помог ей подняться. Татьяна не выпускала его ни на секунду, словно боясь, что он исчезнет.
— Мальчики? — спросил он, оглядываясь.
— Спят, — Татьяна не могла отвести глаз от его лица. — Они выросли.
— Я знаю, — улыбнулся он с лёгкой грустью.
— Как такое возможно? — она коснулась его щеки дрожащими пальцами. — Тебя же… тебя больше нет. Я была там.
— Пойдём, — он взял её за руку. — Нам нужно поговорить. У нас мало времени.
Они перешли в комнату. Татьяна зажгла ещё одну керосиновую лампу. Дима сел на край стола, внимательно осматривая помещение, будто пытаясь запомнить каждую деталь.
— Ты бережно хранишь дом, — сказал он с теплотой в голосе.
— О чём ты говоришь? — взмолилась Татьяна. — Где ты был? Почему сейчас?
Дима глубоко вздохнул и посмотрел ей прямо в глаза.
— Я всё расскажу. Только сядь, пожалуйста.
Татьяна подбросила несколько поленьев в печь. Пламя вспыхнуло ярче, разливая по комнате мягкий оранжевый свет и причудливые тени.
Она медлила, словно оттягивая момент, затем подошла к старому буфету и достала его чашку — тёмно-синюю, с отколотым краем. Девять лет эта чашка стояла нетронутой, словно ждала хозяина.
— Не ожидал, что ты сохранила её, — в голосе Димы прозвучало удивление, когда он принял чашку с горячим чаем.
Татьяна жадно вглядывалась в него, боясь упустить малейшую деталь. Её взгляд скользил по знакомым чертам: морщинка между бровей, шрам на подбородке, полученный в детстве. Её рука сама тянулась к нему — пальцы осторожно касались запястья, плеча, щетины на щеке, словно проверяя, не играют ли с ней глаза.
— Ты настоящий, — прошептала она пересохшими губами. И только потом спросила едва слышно: — Расскажи… где ты был всё это время?
Дима долго молча смотрел на огонь в печи, прежде чем начать говорить.
— После того, как я… ушёл, я не попал туда, куда обычно уходят все, — произнёс он. — Я затерялся. Не дошёл до цели.
Он сделал глоток чая и продолжил:
— Сначала было что-то вроде тёмного, вязкого пространства. Как туман, но плотный, почти осязаемый. Я долго блуждал там, не понимая, жив я или уже нет.
Татьяна слушала, затаив дыхание. Она так крепко сжимала его руку, что пальцы начали неметь.
— Потом я оказался в месте… его называют Лимбом. Это как… — он запнулся, подбирая слова. — Как бесконечная станция, где никто не знает, куда идут поезда. Там нет тел — только ощущения.
Дима поставил чашку и посмотрел ей прямо в глаза.
— Ты даже не представляешь, сколько там таких, как я. Заблудших. Потерянных. Тех, кто не может уйти дальше.
— Кто они? — спросила Татьяна.
— Разные люди. Старик, который всю жизнь не мог простить брата и ушёл, так и не помирившись с ним.
Молодая женщина, оставившая ребёнка в роддоме — она рыдала без конца. Парень, погибший в драке, который до сих пор не понимает, что его больше нет среди живых.
Дима вздохнул и провёл рукой по волосам — этот знакомый жест защемил сердце Татьяны.
— Они все чего-то хотят. Все стремятся что-то исправить или вернуть. Но никто не знает как.
— А ты? — Татьяна заглянула ему в глаза. — Чего хотел ты?
— Увидеть вас ещё раз, — просто ответил он. — Все эти годы я только и делал, что вспоминал.
Твой смех над моими неуклюжими шутками. Запах волос Феди, когда он садился мне на шею. Руки Вани, когда он впервые взял молоток — точь-
