**Запись в дневнике.**
Холодным понедельничным утром Игорь Соколов вышел из своего чёрного внедорожника, оставив за спиной тихий стук остывающего двигателя. Он выглядел не как владелец сети успешных закусочных. Никаких строгих костюмов, лакированных туфель, уверенной походки бизнесмена. Вместо этого — потрёпанные джинсы, выцветшая толстовка и вязаная шапка, нахлобученная почти до бровей. Для прохожих он был просто очередным мужиком, зашедшим перекусить, а то и вовсе тем, кто давно не видел хороших дней.
Так он и задумал.
Десять лет Игорь вкладывал душу в «Соколовские Пироги». Начинал с фургончика, рецепта воздушных ватрушек и поддержки матери, которая вставала с ним затемно, чтобы замесить тесто. Один фургон превратился в кафе, кафе — в сеть. В лучшие времена «Соколовские Пироги» были тем местом, куда заходили после детского футбола, где друзья собирались на воскресный завтрак, где рабочие брали кофе перед сменой.
Но в последнее время что-то пошло не так. Пятизвёздочные отзывы сменились жалобами: медленное обслуживание, холодная еда, слухи о хамстве. Это било по самому больному — его бренд держался не только на еде, но и на доброте, уюте, человеческом отношении. Можно было нанять тайных покупателей или поставить камеры, но интуиция подсказывала: правду он увидит только своими глазами.
И вот в это утро Игорь решил проверить всё лично.
Он выбрал заведение в центре — самое первое, где ещё сохранилась царапина на угловом столе от горячего противня, который когда-то поставила мать. Город просыпался: гул машин, шаги по тротуару, запах жареной колбасы в морозном воздухе. Сердце забилось чаще.
Внутри всё было как прежде: красные диваны, клетчатый пол. Но люди за стойкой… другие.
Две кассирши. Одна — худая девчонка в розовом фартуке, громко жующая жвачку и уткнувшаяся в телефон. Вторая — Людмила, женщина за пятьдесят, с усталыми глазами и потрёпанным бейджиком. Ни та, ни другая даже не взглянули на вошедшего.
Игорь стоял у стойки тридцать секунд. Ни «Здравствуйте», ни улыбки. Только стук тарелок и клацанье телефона.
— Следующий! — рявкнула Людмила, не поднимая глаз.
Игорь шагнул вперёд.
— Доброе утро, — тихо сказал он.
Людмила окинула его потрёпанную толстовку, стоптанные ботинки и буркнула:
— Ну? Что будете?
— Бутерброд с колбасой и яйцом. И чёрный кофе.
Она с видом величайшего страдания набрала заказ и бросила:
— Пятьсот рублей.
Игорь подал смятую тысячу. «Спасибо» он не услышал — лишь звон мелочи, шлёпнувшейся на стойку.
Он сел в углу, попивая кофе и наблюдая. Заведение было заполнено, но атмосфера… какая-то мёртвая. Персонал двигался вяло, лица — от равнодушных до раздражённых. Женщина с двумя детьми трижды повторяла заказ. Пенсионер, спросивший про скидку, получил отмашку: «Читайте меню, дед». Когда официант уронил поднос, тот громко выругался, не глядя на сидящих рядом детей.
В животе у Игоря сжалось.
А потом он услышал нечто, от чего выпрямился.
За стойкой девчонка в розовом фартуке шепталась с коллегой:
— Вон тот в углу? Типичный халявщик, который даже на чай не оставит. Глянь — в рванье, наверное, до обеда тут просидит.
Лицо Игоря вспыхнуло. Не от стыда — от понимания. Проблема была не в скорости, а в отношении. Где-то по дороге из «Соколовских Пирогов» исчезло тепло.
Бутерброд принесли молча. Хлеб — чёрствый, колбаса — резиновая. Он заставил себя проглотить кусок, как вдруг случилось то, что перевернуло всё.
В зал вошли мальчик лет десяти и, видимо, его мать. Оба в поношенных пальто, видавших виды. Мальчик с восторгом разглядывал пироги в витрине.
— У вас ещё есть утренний набор? — тихо спросила женщина. — У нас только пятьсот рублей.
Кассирша даже не подняла голову:
— Не хватит. Сейчас шестьсот пятьдесят.
Плечи женщины опустились.
— Тогда просто кофе мне, пожалуйста.
Но мальчик дёрнул её за рукав:
— Мам, тебе надо поесть.
Людмила махнула рукой:
— Освободите очередь, если не берёте.
Игорь встал, подошёл к стойке и достал пятисотрублёвую купюру.
— Занесите им завтрак на мой счёт, — сказал он.
Женщина растерялась:
— Ой, это очень мило, но…
— Никаких «но», — улыбнулся Игорь. — Берите что хотите. И два какао, за счёт заведения.
Людмила закатила глаза, но оформила заказ. Лицо мальчика осветилось, будто наступило Рождество.
Игорь вернулся к столу, но решение уже созрело.
Когда мать с сыном доели, он подошёл к ним:
— Рад, что вам понравилось. Я сейчас вернусь.
У стойки он достал из кармана кожаный бумажник и вытащил оттуда бейдж с логотипом компании. Персонал остолбенел.
— Я Игорь Соколов, — спокойно, но твёрдо сказал он. — Владелец «Соколовских Пирогов».
Людмила побледнела. Девчонка с телефоном медленно положила его на стойку.
— Сегодня я пришёл сюда, чтобы увидеть всё глазами гостя. И то, что я увидел… это не мои «Соколовские Пироги». — Он кивнул в сторону столика. — Мы кормим людей, да. Но мы ещё и даём им тепло. А если его нет — мы провалились.
Тишина.
— Я не собираюсь никого увольнять, — продолжил Игорь. — Но с сегодняшнего дня всё меняется. Завтра обучение. Вежливость — не опция, а суть нашего дела. Если мы не умеем уважать людей — нам тут не место.
На секунду стало тихо, слышен был только шум кофемашины.
Потом Игорь повернулся к женщине:
— Возьмите, пожалуйста, подарочную карту. Теперь ваши завтраки — за мной.
Женщина покраснела:
— Спасибо, Игорь Васильевич. Вы не представляете,
