“Пожалуйста, всего 10 рублей,” умолял мальчик, предлагая почистить обувь директору, когда сказал, что это для спасения мамы…
Артём Соколов не был человеком, которого легко отвлечь. Его дни текли с точностью швейцарских часов: совещания, слияния компаний, офисы с мраморными полами, наполненные вежливым смехом и дорогим кофе. В то морозное утро он укрылся в любимой кофейне, проверяя почту перед собранием, которое решит, поглотит ли его корпорация очередного конкурента.
Он не заметил мальчика — пока маленькая тень не упала на его начищенные чёрные туфли.
—Простите, господин, — донесся тонкий голосок, едва слышный сквозь вой ветра и падающий снег. Артём поднял взгляд от телефона, раздражённо, и увидел ребёнка лет восьми, закутанного в пальто на два размера больше, с разноцветными варежками.
—Что бы ты ни продавал, мне не нужно, — отрезал Артём, снова уткнувшись в экран.
Но мальчик не ушёл. Он опустился на колени прямо на заснеженный тротуар, доставая из-под руки потрёпанную коробку с ваксой.
—Пожалуйста, господин. Всего 10 рублей. Я сделаю ваши туфли блестящими. Пожалуйста.
Артём приподнял бровь. Город был полон попрошаек, но этот был настойчив — и странно вежлив.
—Почему именно 10 рублей? — спросил Артём, почти против своей воли.
Мальчик поднял голову, и Артём увидел в его слишком больших для худого лица глазах отчаянную надежду. Щёки ребёнка были красными от мороза, губы потрескались.
—Это для мамы, господин, — прошептал он. — Она больна. Нужны лекарства, а у меня не хватает.
Горло Артёма сжалось — реакция, которую он тут же возненавидел. Он давно отучил себя от таких слабостей. Жалость — удел тех, кто не умеет считать деньги.
—Есть приюты. Благотворительные фонды. Иди туда, — пробурчал Артём, отмахиваясь рукой.
Но мальчик не сдался. Он достал тряпку, его пальцы покраснели от холода.
—Пожалуйста, господин, я не прошу милостыню. Я работаю. Посмотрите, ваши туфли в пыли. Я сделаю их такими блестящими, что все ваши богатые друзья позавидуют.
Из груди Артёма вырвался холодный смешок. Это было смешно. Он огляделся: другие посетители кофейни пили эспрессо, делая вид, что не замечают эту жалкую сцену. У стены сидела женщина в потрёпанном пальто, склонив голову и обнимая себя за плечи. Артём снова посмотрел на мальчика.
—Как тебя зовут? — спросил он, раздражённый собственным любопытством.
—Стёпка, господин.
Артём выдохнул. Посмотрел на часы. Пять минут он мог позволить. Может, мальчик уйдёт, если получит своё.
—Ладно. Десять рублей. Но чтобы блестело, как зеркало.
Глаза Стёпки засияли, как новогодние гирлянды. Он тут же принялся за работу, растирая кожу удивительно ловко. Тряпка двигалась быстрыми кругами. Он тихо напевал, будто пытаясь согреть замёрзшие пальцы. Артём смотрел на его взъерошенную голову, чувствуя, как сердце сжимается вопреки его воле.
—Часто этим занимаешься? — грубо спросил он.
Стёпка кивнул, не поднимая глаз.
—Каждый день, господин. После школы тоже, если успеваю. Мама раньше работала, но теперь она очень больна. Сегодня мне обязательно нужно купить лекарства, иначе… — голос его оборвался.
Артём взглянул на женщину у стены — её пальто было тонким, волосы спутанными, взгляд опущен. Она не просила ни копейки, просто сидела, будто холод превратил её в статую.
—Это твоя мама? — спросил Артём.
Тряпка в руках Стёпки замерла. Он кивнул.
—Да, господин. Но не подходите к ней. Она не любит просить помощи.
Закончив, Стёпка откинулся назад. Артём посмотрел на свои туфли — они сверкали так, что в них отражались его усталые глаза.
—Не врал. Хорошая работа, — сказал он, доставая кошелёк. Вынул десять рублей, задумался и добавил ещё столько же. Протянул деньги, но Стёпка покачал головой.
—Один раз, господин. Вы сказали десять.
Артём нахмурился.
—Возьми двадцать.
Стёпка снова покачал головой, твёрже.
—Мама говорит, нельзя брать то, что не заработал.
Артём смотрел на него — этого мальчишку в снегу, такого худого, что кости, казалось, звенели под пальто, но с гордо поднятой головой, как у взрослого мужчины.
—Оставь, — наконец сказал он, сунув купюры в его варежку. — Считай, аванс за следующий раз.
Лицо Стёпки осветилось улыбкой, от которой стало больно. Он бросился к женщине у стены — своей маме — и, опустившись рядом, показал ей деньги. Она подняла глаза, усталые, но полные слёз, которые пыталась скрыть.
Артём почувствовал ком в горле. Вину. Или стыд.
Он собрал вещи, но когда встал, Стёпка подбежал снова.
—Спасибо, господин! Завтра я вас найду — если надо будет почистить, сделаю бесплатно! Честно!
Не дав Артёму ответить, мальчик вернулся к матери, обняв её худые плечи. Снег шёл сильнее, укрывая город тишиной.
Артём стоял там дольше, чем нужно, глядя на сверкающие туфли и думая, когда же мир стал таким холодным.
И впервые за много лет человек, у которого было всё, задумался: а есть ли у него что-то на самом деле?
Той ночью Артём Соколов не мог заснуть в своей пентхаусе с видом на застывший город. Кровать была тёплой. Ужин приготовлен личным поваром, вино — в хрустальном бокале. Он должен был быть доволен — но большие глаза Стёпки преследовали его, стоит только закрыть веки.
На рассвете важным должен был быть только зал заседаний. Сделка на миллиард. Его наследие. Но когда двери лифта открылись утром, мысли Артёма были не о графиках и цифрах, ожидавших его наверху. Вместо этого он снова оказался у той самой кофейни, где встретил мальчика.
Снег всё ещё падал мягкими хлопьями. Улица в этот час была пустынна — слишком
