Женщина на улице вручила мне младенца и чемодан с деньгами 16 лет спустя я узнала, кем он был на самом деле
“Возьмите его, умоляю!” женщина буквально втолкнула в мои руки потрёпанный кожаный чемодан и подтолкнула ко мне мальчика.
Я едва не уронила пакет с продуктами везла гостинцы из города для деревенских соседей.
“Что? Что? Я вас не знаю…”
“Его зовут Миша. Ему три с половиной.” Женщина вцепилась мне в рукав; её костяшки побелели. “В чемодане… всё, что ему нужно. Не бросайте его, прошу!”
Мальчик прижался к моей ноге. Смотрел на меня огромными карими глазами, с взъерошенными белокурыми кудряшками и царапиной на щеке.
“Да вы шутите!” Я попыталась отстраниться, но женщина уже подталкивала нас к вагону.
“Так нельзя! Полиция, опека…”
“Некогда объяснять!” Её голос дрожал от отчаяния. “У меня нет выбора, понимаете? Никакого!”
Толпа дачников подхватила нас и втиснула в переполненный вагон. Я оглянулась: женщина осталась на перроне, прикрыв лицо руками. По пальцам струились слёзы.
“Мама!” Миша рванулся к двери, но я удержала его.
Поезд тронулся. Женщина становилась всё меньше, пока не исчезла в сумерках.
Как-то устроились на скамейке. Ребёнок свернулся рядом, шмыгая носом в мой рукав. Чемодан оттягивал руку тяжёлый, будто кирпичи набиты.
“Тётя, мама придёт?”
Придёт, малыш. Обязательно придёт.
Попутчики разглядывали нас с любопытством. Молодая женщина с чужым ребёнком и видавшим виды чемоданом зрелище, честно говоря, необычное.
Всю дорогу я думала: что за безумие? Шутка? Но какая? Малыш был настоящий, тёплый, пахнущий детским шампунем и печеньем.
Пётр складывал во дворе дрова. Увидев меня с ребёнком, застыл с поленом в руках.
“Маша, откуда?”
“Не откуда, а от кого. Знакомься, Миша.”
Я рассказала всё, пока варила манку. Муж слушал, хмурился и потирал переносицу верный признак напряжённых раздумий.
“Надо звонить в полицию. Немедленно.”
“Пётр, в какую полицию? Что я скажу? Вручили ребёнка, как щенка?”
“И что предлагаешь?”
Миша уплетал кашу, размазывая по подбородку. Очень голодный, но старался есть аккуратно, правильно держа ложку. Воспитанный мальчик.
“Давай хотя бы посмотрим, что в чемодане,” кивнула я.
Усадили Мишу перед телевизором с “Ну, погоди!”. Чемодан щёлкнул.
Я затаила дыхание. Деньги. Пачки и пачки купюр, перетянутые банковскими лентами.
“Боже,” выдохнул Пётр.
Наугад взяла пачку. Пятитысячные, сторублёвые. На глаз около тридцати пачек, не меньше.
“Пятнадцать миллионов,” прошептала я.
“Пётр, это целое состояние.”
Мы переглянулись, потом на мальчика, хохотавшего над волком, гоняющимся за зайцем.
Старый друг Петра, Николай, нашёл выход. Приехал через неделю, пили чай, беседовали.
“Можете оформить как подкидыша,” сказал он, почёсывая лысину. “Будто нашли на пороге. У меня знакомый в соцслужбе, поможет с документами.
Хотя… потребуются кое-какие… организационные расходы.”
К тому времени Миша уже освоился. Спал в нашей комнате на старой раскладушке Петра, завтракал овсянкой с вареньем, ходил за мной хвостиком.
Дал курам имена: Пеструшка, Чернушка, Белянка. Только ночью иногда всхлипывал, звал маму.
“А если найдут настоящих родителей?” заколебалась я.
Найдут так тому и быть. Но пока мальчику нужны крыша над головой и тёплая еда.
Оформили всё за три недели. Михаил Петрович Березин, официально наш приёмный сын.
Соседям сказали, что племянник из города, родители погибли в аварии. Деньги тратили осмотрительно.
Сначала купили Мише одежду старые вещи, хоть и качественные, стали малы. Затем книги, конструктор, самокат.
Пётр настоял на ремонте: крыша текла, печь дымила.
“Для мальчика,” ворчал он, прибивая шифер. “Чтобы не простужался.”
Миша рос как на дрожжах.
В четыре знал все буквы, в пять уже читал и вычитал. Учительница Анна Ивановна ахала: “Растите вундеркинда! Ему бы в город, в спецшколу.”
Но мы опасались города.
Вдруг узнают? А если та женщина передумает и следит?
В семь отдали в муниципальную гимназию. Возили на машине к счастью, хватило на авто. Учителя не нахвалились:
“У вашего сына феноменальная память!” восхищалась математичка.
“И какое произношение!” добавляла англичанка. “Прямо британец!”
Дома Миша помогал Петру в мастерской. Муж занимался столяркой, делал мебель на заказ. Мальчик мог часами строгать, вырезая деревянных зверей.
“Пап, а почему у всех детей есть бабушки, а у меня нет?” спросил он как-то за ужином.
Мы с Петром переглянулись. Ждали этого вопроса, готовились.
Они давно умерли, сынок. До твоего рождения.
Он серьёзно кивнул и больше не спрашивал. Но я замечала, как он порой задумчиво разглядывает наши фото.
В четырнадцать он занял первое место на областной олимпиаде по физике.
В шестнадцать профессора из МГУ уговаривали поступить на подготовительные курсы. Говорили: “Вундеркинд, будущее науки, нобелевский лауреат.”
А я смотрела на него и видела того испуганного мальчишку с вокзала. Испуганного, но уверенного. Гадала: жива ли его мать? Помнит ли?
Деньги таяли. На учёбу, репетиторов, поездки. Купили ему хорошую квартиру в городе. Остаток около трёх миллионов положили на университетский счёт.
“Знаете,” сказал Миша в восемнадцатый день рождения, “я вас очень люблю. Спасибо за всё.”
Мы тогда крепко обнялись. Семья она и есть семья, даже если начиналось всё дико.
Ровно через год пришло письмо. Толстый конверт без обратного адреса, с исписанОн крепко сжал конверт, улыбнулся сквозь слезы и прошептал: “Спасибо, мама,” и с этого дня в нашем доме поселилась не только нежность, но и твёрдая уверенность в том, что любовь сильнее всех чемоданов с деньгами и тайн прошлого.
