Он сказал, что я «не годен в отцы» но я растил этих детей с первых дней
Когда моя сестра Люда начала рожать, я был далеко от дома на байкерском слёте под Рязанью. Она уговаривала меня не отменять поездку, твердила, что всё под контролем, что ещё есть время.
Но времени не хватило.
На свет появились трое малышей а её не стало.
Я до сих пор помню, как держал этих крох в больничном боксе. От меня пахло бензином и кожей. Ни плана, ни опыта ничего не было. Но я взглянул на них на Дашу, Соню и Илью и понял: теперь они мои.
Ночные покатушки сменились ночными кормлениями. Ребята из гаража подменяли меня, чтобы я успевал забирать детей из сада. Я научился заплетать Соне косы, успокаивать Дашины истерики, уговаривать Илью съесть хоть что-то, кроме макарон с маслом. Перестал уезжать в дальние маршруты. Продал два мотоцикла. Сколотил двухъярусные кровати своими руками.
Пять лет. Пять дней рождения. Пять зим с температурой и ротавирусом. Я ошибался, но не сдавался. Каждый день.
А потом пришёл он.
Биологический отец. Его имя не значилось в свидетельствах. Он ни разу не навестил Люду за всю беременность. Говорил, что тройня «не в его планах».
Но теперь? Он захотел их забрать.
Пришёл не один с соцработницей Анной. Та окинула взглядом мои замасленные спецовки и заявила, что я «не создаю подходящих условий для гармоничного развития детей».
Я онемел.
Анна осмотрела наш маленький, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды у крыльца. Валенки у двери. Вежливо улыбалась, делала заметки. Я заметил, как её взгляд задержался на моём тату на запястье.
Хуже всего было то, что дети не понимали, что происходит. Даша прижалась ко мне. Илья расплакался. Соня спросила: «Этот дядя теперь будет нашим папой?»
Я ответил: «Никто вас у меня не заберёт. Только через суд.»
До заседания оставалась неделя. Я нанял адвоката хорошего, хоть и дорогого. Гараж едва сводил концы с концами, но я бы отдал последнюю копейку, лишь бы оставить детей.
В ночь перед судом я не спал. Сидел на кухне, разглядывая Дашину картину: я, держащий их за руки, наш дом, а в углу солнце и облака. Детские каракули, но на них я был счастливее, чем когда-либо.
Утром надел рубашку, которую не носил со дня похорон Люды. Соня, увидев меня, сказала: «Дядя Стёпа, ты как с иконы.»
«Надеюсь, судье это понравится», попытался пошутить я.
Судья казался иным миром. Всё стерильное, чужое. Напротив сидел Виктор в дорогом костюме, разыгрывая роль заботливого отца. Даже принёс фотографию детей в покупной рамке будто это что-то значило.
Анна зачитала отчёт. Не врала, но и не смягчала: «ограниченные материальные возможности», «вопросы к эмоциональной стабильности», «нетрадиционная форма семьи».
Я стиснул кулаки.
Потом говорил я.
Рассказал всё. Как получил звонок о Люде. Как Соню вырвало мне за шиворот в автобусе, а я даже не поморщился. Как у Даши были проблемы с речью, и я устроился на подработку, чтобы оплатить логопеда. Как Илья научился плавать, потому что я обещал ему чебуреки по пятницам, если он не сдастся.
Судья спросил: «Вы уверены, что сможете дальше растить троих детей один?»
Я хотел соврать. Но сказал правду.
«Нет. Не всегда. Но я делаю это. Уже пять лет. Не потому, что должен. А потому что они моя семья.»
Виктор дёрнулся, будто хотел возразить, но промолчал.
И тут случилось неожиданное.
Соня подняла руку.
Судья удивился, но разрешил: «Девочка?»
Она встала на скамью и сказала: «Дядя Стёпа целует нас перед сном. Когда мы боимся, он спит на полу рядом. И однажды продал мотоцикл, чтобы починить нам батарею. Я не знаю, какой он папа, но он наш.»
Тишина.
Не знаю, что перевесило. Но когда судья объявил: «Опека остаётся за Степаном Игнатьевым», я впервые за годы смог дышать полной грудью.
Виктор даже не взглянул на меня, уходя. Анна кивнула едва заметно.
Вечером я жарил сырники и варил борщ любимое блюдо детей. Соня плясала на столе. Илья фехтовал ложкой. Даша прижалась ко мне и прошептала: «Я знала, что ты нас не отдашь.»
И в тот момент, среди крошек на полу и вечного беспорядка, я чувствовал себя счастливей всех королей.
Семья не про кровь. Про тех, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда невмоготу.
