Шестилетняя сирота: мать двоих ждала третьего ребенка
Я осталась сиротой в шесть лет. У мамы уже было две дочки, когда она рожала третью. Я помню всё: как она кричала, как собрались соседки, плакали, как голос мамы постепенно затих
Почему они не вызвали врачей? Почему не отвезли её в больницу? Я никогда этого не пойму. То ли деревня была слишком далеко, то ли дороги замело снегом не знаю. Но наверняка была причина. Мама умерла в родах, оставив меня, старшую сестру и новорождённую Полину.
После её смерти отец будто потерял почву под ногами. Родни у нас здесь не было все жили на западе. Никто не мог помочь отцу с нами. Соседки советовали ему поскорее жениться снова. Не прошло и недели после похорон, как он уже нашёл невесту.
Ему посоветовали свататься к местной учительнице говорили, добрая женщина. Отец сходил, и та согласилась. Видимо, он ей понравился. Он и правда был видным мужчиной высокий, стройный, с тёмными, словно у цыгана, глазами, в которых можно было утонуть.
В тот же вечер отец привёл свою невесту знакомиться.
Я привёл вам новую маму!
Я сжимала кулаки от гнева. Не понимала, но чувствовала что-то не так. В доме ещё пахло мамой. Мы носили платья, которые она сшила и выстирала, а он уже тащил нам замену. Сейчас я понимаю его, но тогда ненавидела его и эту женщину. Что она о нас думала? Вошла в дом, развязно взяв отца под руку.
Оба были навеселе. Она сказала:
Называйте меня мамой, и я останусь.
Я прошептала младшей:
Это не наша мама. Наша умерла. Не зови её так!
Сестра разрыдалась, а я, старшая, шагнула вперёд.
Нет, мы тебя мамой звать не будем. Ты чужая!
Ого, какая бойкая! Ну тогда я не останусь.
Учительница вышла, отец хотел последовать, но замер на пороге. Постоял, опустив голову, потом развернулся, обнял нас и разрыдался. Мы плакали вместе с ним. Даже крошечная Полина в колыбели завозилась. Мы оплакивали мать, а отец любимую жену. Но наше горе было глубже. Сиротские слёзы везде одинаковы, а тоска по матери на всех языках одна. Это был первый и последний раз, когда я видела отца плачущим.
Он пробыл с нами ещё две недели. Работал в леспромхозе, и его бригада уходила на вырубку. Выбора не было других работ в деревне не нашлось. Он договорился с соседкой, оставил денег на еду, отдал Полину другой женщине и ушёл в тайгу.
Мы остались одни. Соседка приходила, готовила, топить печь и уходила. У неё свои дела были. А мы целыми днями сидели в пустом доме голодные, замёрзшие, испуганные. Деревня искала решение. Нужна была особая женщина, готовая принять чужих детей как своих. Где такую найти?
В разговорах выяснилось: у одной из сельчанок есть дальняя родственница, знакомая с молодой женщиной, которую бросил муж не могла родить. Может, ребёнок был, да умер, а других Бог не дал толком никто не знал. В конце концов раздобыли адрес, написали письмо, и через другую тётю, Зинаиду, позвали её к нам.
Отец ещё был в тайге, когда Зина рано утром вошла в наш дом. Так тихо, что мы не услышали. Я проснулась от шагов. Кто-то ходил по кухне, как мама, звенел посудой, а в воздухе пахло блинами!
Мы с сестрой подсматривали в щель. Зина спокойно хлопотала: мыла пол, убиралась. Поняв, что мы не спим, сказала:
Ну, мои золотые, идите завтракать!
Нас удивило, что она так нас назвала. Мы были блондинками с голубыми глазами в маму. Набравшись смелости, вышли.
Садитесь за стол!
Мы не раздумывали. Наелись блинов, и к этой женщине стало появляться доверие.
Зовите меня тётя Зина.
Потом она выкупала нас с Верой, выстирала всё наше бельё и ушла. На следующий день вернулась. Дом преобразился чистый, уютный, как при маме. Прошло три недели. Отец был в лесу. Тётя Зина заботилась о нас, но не давала привязаться. Особенно Вера к ней тянулась ей ведь всего три было. А я держалась настороже. Зина была строгой, немного отстранённой. Мама же любила петь, танцевать, называла отца «Васенькой».
Что будет, когда отец вернётся? Какой он? спросила она как-то.
Я принялась хвастать, чуть не сорвав всё:
Он самый лучший! Когда выпьет сразу засыпает!
Зина насторожилась:
Часто пьёт?
Часто! выпалила сестра.
Я тут же поправила, пихнув её под столом:
Только по праздникам!
Зина ушла, слегка успокоенная, а вечером вернулся отец. Осмотрел дом удивлённо:
Думал, в грязи живёте, а тут как у царевен.
Мы рассказали всё как есть. Он задумался, потом сказал:
Пойду познакомлюсь с этой хозяйкой. Какая она?
Красавица! воскликнула Вера. И блины печёт, и сказки рассказывает!
Сейчас вспоминаю смешно. Красавицей Зина не была: худенькая, невзрачная. Но разве дети понимают в красоте?
Отец рассмеялся, переоделся и отправился к ней. Наутро вернулся с Зиной. Пришёл за ней на рассвете, а она ступала робко, будто боялась чего-то.
Я шепнула Вере:
Давай назовём её мамой, она добрая!
И мы хором закричали:
Мама! Мама пришла!
Отец и Зина вместе сходили за Полиной. Для неё Зина стала настоящей матерью холила как драгоценность. Полина не помнила родную мать. Вера забыла. Лишь я хранила её образ всю жизнь как и отец. Однажды я подглядела, как он смотрел на мамину фотографию и шептал:
Почему ты ушла так рано? Забрала с собой всю мою радость
С отцом и мачехой я прожила недолго. После четвёртого класса меня отправили в интернат в деревне не было старшей школы. После седьмого уехала в техникум. Всё рвалась из дому, хотя Зинаида никогда не обижала меня, заботилась как о родной. Но я не подпускала её близко. Неблагодарная?
ЯИ теперь, принимая в руки новорождённых, я шепчу их матерям: «Держитесь крепче» будто через годы могу передать эти слова той, которую уже не спасти.