Месяцы спустя Станислав стал неотъемлемой частью дома Анны.
Станислав сидел на обледеневшей скамейке в тихом парке на окраине Санкт-Петербурга. Ледяной ветер резал лицо, а снег медленно падал, словно пепел от бесконечного пожара. Руки он прятал под потертой курткой, а душа была разбита. Он не понимал, как докатился до этого. Не сегодня. Не так.
Всего несколько часов назад он был в собственном доме. В своем доме. В том, что построил своими руками десятилетия назад, кирпич за кирпичoм, пока его жена варила на кухне горячий борщ, а сын играл деревянными кубиками. Все это больше не существовало.
Теперь на стенах висели чужие фотографии, воздух пах иначе, а холод шел не только от зимы, но и от взглядов, пронзавших его, словно ножи.
Пап, мы с Надей в порядке, но ты тебе здесь больше не место, сказал сын, Дмитрий, без тени сожаления в голосе. Ты не молод. Найди себе пансионат. Или маленькую квартиру. С твоей пенсией проживешь спокойно.
Но это мой дом, прошептал Станислав, чувствуя, как сердце падает куда-то вниз.
Ты его мне подарил, отрезал Дмитрий, будто речь шла о банковском переводе. Все по документам. Юридически он уже не твой.
И на этом все закончилось.
Станислав не закричал. Не заплакал. Только молча кивнул, словно провинившийся ребенок, не понимающий, в чем его вина. Собрал старую шинель, потертую шапку и небольшой узел с жалкими пожитками. Вышел за дверь, не оглядываясь, зная где-то глубоко внутри, что это конец не только дома, но и чего-то большего семьи.
Теперь он сидел здесь, окоченевший, с душой, скованной холодом. Даже времени не знал. Парк был пуст. Кто станет гулять, когда мороз пробирает до костей? И все же он оставался на скамейке, словно ждал, пока снег полностью укроет его и сотрет с лица земли.
И вдруг он почувствовал.
Легкое, теплое прикосновение.
Он открыл глаза и увидел перед собой собаку. Огромного восточноевропейского волкодава, с шерстью, запорошенной снегом, и темными глазами, полными понимания.
Пес смотрел на него не отрываясь. Не лаял. Не шевелился. Лишь осторожно коснулся мордой его руки, и в этом жесте была такая нежность, что сердце сжалось.
Откуда ты взялся, дружище? прошептал Станислав дрожащим голосом.
Собака вильнула хвостом, развернулась и сделала несколько шагов. Затем остановилась, снова посмотрела на него, будто говоря: *«Иди за мной»*.
И Станислав пошел.
Потому что терять ему было нечего.
Они шли долго. Собака не убегала далеко, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что он следует за ней. Минули темные переулки, потухшие фонари, дома, где тепло семейного очага казалось недостижимой роскошью.
Наконец они остановились у небольшого дома с деревянным забором и теплым светом на крыльце. Прежде чем он успел опомниться, дверь распахнулась.
На пороге стояла женщина лет шестидесяти, с волосами, собранными в строгий пучок, и шалью на плечах.
Барс! Опять убежал, негодник! воскликнула она, увидев пса. И кого ты теперь привел?..
Голос ее оборвался, когда она разглядела Станислава сгорбленного, с лицом, покрасневшим от холода, и посиневшими губами.
Господи! Да ты замерзнешь! Заходи, прошу!
Станислав попытался что-то сказать, но смог лишь невнятно прошептать.
Женщина не стала ждать. Вышла, крепко взяла его под руку и ввела в дом. Тепло обняло, как мягкое одеяло. В воздухе витал аромат свежего чая, корицы, жизни.
Садись, садись. Сейчас принесу чего-нибудь горяченького.
Он опустился на стул, дрожа. Пес, Барс, улегся у его ног, будто так было всегда.
Вскоре женщина вернулась с подносом. Две дымящиеся кружки и тарелка с румяными пирожками.
Меня зовут Анна, сказала она с теплой улыбкой. А тебя?
Станислав.
Приятно познакомиться, Станислав. Мой Барс редко приводит в дом незнакомцев. Должно быть, ты особенный.
Он слабо улыбнулся.
Не знаю, как тебя благодарить
Не надо. Но мне бы хотелось узнать: что делает такой человек, как ты, на улице в такую ночь?
Станислав замялся. Но в ее глазах он увидел не осуждение, а участие. И потому заговорил.
Он рассказал ей все. О доме, который строил своими руками, о сыне, выгнавшем его вон. О боли, предательстве, одиночестве, которое ранило глубже, чем мороз. Г