Вот как будто другому рассказываю, тепло и по-простому:
Я смотрела на котлеты из духовки, чуть подгоревшие по краям, и не верила своим ушам.
Ты просрочена. Я подаю на развод, произнёс мой муж, отодвигая тарелку. Это прозвучало так буднично, будто он сообщал о новой волне подорожания бензина. Я застыла с деревянной лопаткой в руке. Кактус на подоконнике печально топорщил кривой колючкой, словно соглашаясь: «Всё, конец». Мне сорок семь, а с Сергеем мы прожили двадцать лет. Наш сын Илья давно учится в другом городе, ипотека за двушку почти выплачена. И вот тебе разом «просрочена».
Вокруг будто застыло, как в старом чёрно-белом фильме. Я тупо смотрела на котлеты, думая: «Обгоревшие края срезать или уже поздно?» Странно, как мозг цепляется за мелочи, когда случается что-то по-настоящему страшное.
**Ржавчина быта**
С весны в доме витало тягучее молчание. Сергей задерживался на работе, а на выходных зарывался в отчёты для нового начальника. Я же жила офисной рутиной: сводки, кипы документов, а вечером единственное утешение: гладить нашу кошку Мурку. Разговоры свелись к «купи хлеба», «пополни карту», «кто сегодня моет посуду?». Липкая усталость выстроила между нами стену.
Илья, наш девятнадцатилетний сын, учится в Питере, в общаге, дома бывает редко. Звонит в основном за деньгами. Летом приезжал планировали шашлыки на даче, но то дождь, то Сергей «устал». Я уже тогда поняла: мы скорее соседи, чем супруги.
А вчера прозвучал приговор: «Ты просрочена».
**Последняя капля**
Тень развода давно нависала. Неделю назад засорилась раковина, я вызвала сантехника. Сергей вдруг рявкнул: «Это мужское дело, не лезь». Почему? Сам-то вечно занят. Но упрекнул меня: мол, не дождалась. Как будто ему важно было тыкнуть в мою беспомощность.
Потом был странный момент. Соседка тётя Люба спросила на лестнице: «Серёжа, Надь, скоро годовщина свадьбы?» Мы переглянулись она была месяц назад. Оба забыли. Тётя Люба вздохнула, будто всё поняла без слов.
Но такого удара я не ждала:
Развод? Серьёзно?
Серьёзно, муж не поднял глаз. Я устал. Это длилось слишком долго.
**Первая ночь одна**
Я уснула на старом диване, где обычно смотрела сериалы. Мурка, чувствуя моё состояние, мурлыкала у ног. Сергей заперся в спальне. Утром на автомате поставила чайник и, глядя на кактус в кривом горшке, подумала: «Бедняга, он тоже не вывозит. Уже лет пять не цветёт. Хотя когда-то давал бутоны»
Хотела поговорить, но сил не было. На работе кипы бумаг, коллеги, скучающие за сканвордами. А у меня в голове: «Я что, как банка с просрочкой?»
Позвонила Илье вечером:
Сынок, папа решил развестись.
Пауза, потом спокойно:
Мам, я давно чувствовал, что у вас неладно. Если что я с тобой. Не давай себя унижать, ладно?
В его голосе была забота. Он вырос, но семья-то одна и вот она рушится.
**Звонок свекрови**
На следующий день раздался звонок. Свекровь обычно спрашивала про голубей на балконе, но тут сразу в лоб:
Развод? Серёжа сказал. Да как можно бросать семью в такие годы?!
Это не моя инициатива, пробормотала я.
Значит, не доглядела, не углядела. Вам не пятнадцать, Надюша. Серёжке скоро сорок восемь! Надо было беречь его покой, а ты в своих отчётах копошилась.
Чуть не взорвалась: значит, я виновата недостаточно «женственная». Но спорить бесполезно. Она живёт в деревне, целыми днями копается в огороде с племянниками. Нашу жизнь знает по редким звонкам, но уверена невестка во всём виновата.
**Разговор на кухне**
В субботу мы наконец поговорили «по-взрослому». Сергей вышел из ванной, небритый, сел напротив. На стене старые бабушкины часы с кукушкой. Кукушка сломалась пять лет назад. Символично: время в нашей семье тоже остановилось.
Я не передумаю, тихо сказал он, отодвигая чашку. Устал, Надя. Чувств нет. Квартиру делить не будем живи тут. Но половину стоимости хочу. Сниму что-нибудь, потом решу.
Я смотрела на облезлый стол, клетчатую клеёнку и слушала этот «деловой» монолог. Как будто мы не муж и жена, а партнёры на совещании. Но за плечами двадцать лет. Глаза предательски замутились, но плакать при нём было стыдно.
Ладно, прошептала, сжимая кулаки. Значит, развод.
Тишина. И странное облегчение, будто с плеч свалился тяжёлый рюкзак. Да, страшно остаться одной под пятьдесят. Но ещё страшнее жить, где ты никому не нужна.
**Поездка к маме**
Наутро я рванула к маме. Она живёт в хрущёвке с скрипучим лифтом. Открыла дверь, увидела мои красные глаза без слов обняла и повела на кухню. Всё как в детстве: шкаф с потрёпанными кастрюлями, бабушкина табуретка, кружка с цветочками из девяностых.
Может, помиритесь? наливая чай, спросила мама. С отцом твоим мы тоже на грани были. Но люди нашего поколения терпели.
А Сергей я хотела что-то объяснить, но слов не нашлось.
За окном облупившаяся стена соседнего дома и сирень, которая каждую весну оживает, несмотря на унылый вид зимой. «Может, и у меня всё зацветёт?» мелькнуло. Но я уже сомневалась: хочу ли возвращать мёртвое.
**Кактус дал бутон**
Дома было пусто Сергей забрал вещи и уехал к другу. Я бродила по квартире и вдруг замерла у окна: мой кактус, обычно понурый, выпустил крошечный белый бутон. Я протерла глаза: «Неужели? Он же пять лет не цвёл!»
В груди странная смесь грусти и тонкой радости. Будто природа подмигнула: дажеИ я вдруг поняла если у этого колючего упрямца хватило сил зацвести посреди зимы, то и у меня обязательно получится начать всё заново.
