Меня зовут Иван. Мне 72 года. Живу один в старом доме на окраине маленького посёлка, где раньше кипела жизнь. Во дворе мой сын когда-то бегал босиком по траве, звал меня строить шалаши из старых одеял, вместе мы жарили картошку на костре и мечтали о будущем. Тогда я думал, что это счастье будет вечным. Что я нужен, что я важен. Но жизнь идёт своим чередом, и теперь дом погружён в тишину. Пыль на чайнике, шорох в углу, да редкий лай шумного пса соседей под окном.
Моего сына зовут Дмитрий. Его мать, моя покойная жена Наталья, ушла из жизни почти десять лет назад. После этого он стал единственным близким человеком. Последняя ниточка к тому времени, когда в доме ещё было тепло и смысл.
Мы его растили с любовью и заботой, но и строгостью. Я много работал, руки мои не знали покоя. Наталья была сердцем нашего дома, а я его руками. Не всегда был рядом, но когда нужно появлялся. Подчинённый на работе, но отец дома. Я учил его кататься на велосипеде, чинил его первый «Жигуль», на котором он уехал учиться в Екатеринбург. Я им гордился. Всегда.
Когда Дмитрий женился, я был счастлив. Его невеста, Ольга, показалась мне скромной, сдержанной. Они переехали на другой конец города. Я подумал: пусть живут своей жизнью, строят что-то своё. А я буду рядом, чтобы помогать, поддерживать. Надеялся, что стану бывать у них, смогу нянчить внуков, читать им сказки на ночь. Но всё вышло иначе.
Сначала звонки стали короче. Потом только сообщения по праздникам. Я и сам приходил несколько раз с пирогом, конфетами. Один раз мне открыли, но сказали, что у Ольги болит голова. В другой ребёнок спал. А в третий и вовсе не открыли. После этого я перестал приходить.
Я не устраивал сцен. Не жаловался. Просто сидел и ждал. Утешал себя: у них заботы, работа, дети всё наладится. Но шли годы, и я понял: в их жизни для меня нет места. Даже в день памяти Натальи они не пришли. Только звонок и всё.
Недавно я случайно встретил Дмитрия на улице. Он держал сына за руку, нёс пакеты. Я окликнул его сердце ёкнуло от радости. Он обернулся, посмотрел на меня, будто я чужой. «Пап, всё в порядке?» спросил. Я кивнул. Он тоже кивнул. Сказал, что спешит. И ушёл. Вот и вся встреча.
Долго шёл домой. По дороге думал: где я ошибся? Почему родной сын стал для меня чужим? Может, был слишком строг? Или, наоборот, слишком мягок? Или просто стал обузой со своими воспоминаниями, старостью, молчанием
Теперь я сам себе семья и сам себе опора. Завариваю чай, перечитываю письма Натальи, иногда сижу на скамейке и смотрю, как играют чужие дети. Соседка, Людмила, иногда машет мне рукой. Я киваю в ответ. Вот так я и живу.
Я всё так же люблю сына. Больше всего на свете. Но больше ничего не жду. Наверное, это и есть судьба родителей отпускать. Вот только никто не готовит нас к тому дню, когда мы становимся лишними в жизни тех, ради кого жили.
И, может, это и есть настоящая зрелость. Только уже не детская. А родительская.
