Живот урчал, как бродячий пёс, а руки коченели от холода. Я шла по тротуару, скользя взглядом по витринам ресторанов, откуда тянуло ароматом свежей еды этот запах ранил сильнее, чем мороз. В кармане не было ни копейки.
**НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ПИТАТЬСЯ ОБЪЕДКАМИ**
Город сковало холодом. Таким, от которого не спасает шарф или руки, засунутые в карманы. Это был холод, проникающий в кости, напоминающий, что ты одинока, без дома, без еды без ничего.
Я хотела есть.
Не ту лёгкую голодную дрожь, когда не ел пару часов, а настоящий голод, который поселяется в теле на дни. От него желудок стучит, как барабан, а голова кружится, если резко наклониться. Голод, который причиняет боль.
Больше двух дней я ничего не ела. Только пила воду из уличной колонки и жевала черствый кусок хлеба, подаренный случайной прохожей. Обувь была рваной, одежда грязной, а волосы спутались, будто я дралась с ветром.
Я шла по проспекту, где выстроились дорогие рестораны. Тёплый свет из окон, тихая музыка, смех гостей всё это существовало в другом мире. За стеклом семьи поднимали бокалы, пары улыбались, дети играли с приборами, будто в жизни не бывает боли.
А я я мечтала о куске хлеба.
Побродив ещё немного, я зашла в ресторан, откуда пахло раем. Аромат жареного мяса, горячей гречки и топлёного масла сводил с ума. Столики были заняты, но сначала никто не обратил на меня внимания. Увидев освободившийся стол с остатками еды, я едва не закричала от надежды.
Я осторожно подошла и села, будто была гостьей, будто имела право здесь находиться. Не раздумывая, схватила чёрствый хлеб из корзинки и сунула в рот. Он был холодным, но для меня пиром.
Дрожащими руками я подбирала остывший картофель, сдерживая слёзы. Потом кусочек почти сухого мяса жевала медленно, словно это последняя еда на свете. Но вдруг грубый голос врезался, как пощёчина:
Эй. Так нельзя.
Я замерла. С трудом проглотила и опустила глаза.
Передо мной стоял высокий мужчина в идеально сидящем тёмном костюме. Туфли блестели, галстук лежал безупречно. Это был не официант. Даже не обычный посетитель.
Простите, прошептала я, чувствуя, как лицо пылает от стыда. Я просто хотела есть
Я сунула картошку в карман, будто это могло спасти от унижения. Он молча смотрел, будто решал рассердиться или пожалеть.
Иди за мной, наконец сказал он.
Я отшатнулась.
Я ничего не украду! взмолилась я. Докончу и уйду. Клянусь, не устрою скандала.
Я чувствовала себя ничтожной, разбитой, невидимой. Будто была лишь назойливой тенью.
Но вместо того, чтобы выгнать, он махнул официанту и сел за дальний столик.
Я застыла, не понимая. Через несколько минут официант поставил передо мной дымящуюся тарелку: пышную гречку, сочное мясо, тушёные овощи, ломоть тёплого хлеба и большой стакан молока.
Это мне? голос дрожал.
Да, улыбнулся официант.
Я подняла глаза и увидела того мужчину. Он смотрел на меня без насмешки, без жалости. Просто спокойно.
Я подошла к нему, ноги подкашивались.
Почему вы накормили меня? прошептала я.
Он снял пиджак, будто сбросил невидимые доспехи.
Потому что никто не должен выживать на объедках, твёрдо сказал он. Ешь спокойно. Я хозяин этого заведения. И с сегодняшнего дня для тебя здесь всегда будет накрыт стол.
У меня перехватило дыхание. Слёзы жгли глаза. Я плакала не только от голода. От стыда. От усталости. От унижения И от облегчения, потому что впервые за долгое время кто-то **увидел** меня.
Я вернулась на следующий день.
И ещё раз.
И снова.
Каждый раз официант встречал меня улыбкой, будто я постоянная гостья. Я садилась за тот же столик, ела молча, а после аккуратно складывала салфетки.
Однажды вечером он снова появился тот мужчина в костюме. Пригласил к своему столу. Я сомневалась, но в его голосе была безопасность.
Как тебя зовут? спросил он.
Аня, тихо ответила я.
Сколько лет?
Семнадцать.
Он кивнул. Больше не спрашивал.
Потом сказал:
Ты голодна. Но не только еды.
Я недоумённо посмотрела.
Ты хочешь уважения. Достоинства. Чтобы кто-то спросил, как ты, а не смотрел сквозь тебя, как на мусор.
Я не знала, что ответить. Но он был прав.
А семья?
Мама умерла от болезни. Папа ушёл. Не вернулся. Я осталась одна. Меня выгнали. Идти было некуда.
А школа?
Бросила. Стыдно было ходить грязной. Учителя смотрели, как на прокажённую. Одноклассники смеялись.
Он снова кивнул.
Тебе не нужна жалость. Тебе нужен шанс.
Достал из кармана визитку.
Завтра приходи по этому адресу. Это центр для таких, как ты. Там помогут: еда, одежда, обучение. Иди.
Зачем вы это делаете? слёзы катились по щекам.
Потому что в детстве я тоже ел объедки. Кто-то протянул руку. Теперь моя очередь.
Прошли годы. Я поступила в тот центр. Научилась готовить, читать, работать на компьютере. Мне дали чистую постель, научили верить в себя. Психолог объяснил, что я не мусор.
Сейчас мне двадцать три.
Я управляю кухней того самого ресторана. Волосы уложены, форма выглажена, ботинки твёрдо стоят на полу. Я слежу, чтобы для каждого голодного находилась тарелка. Иногда приходят дети, старики, беременные все они хотят не только хлеба. Они хотят, чтобы их **увидели**.
И когда кто-то заходит, я улыбаюсь и говорю:
Ешь спокойно. Здесь не судят. Здесь кормят.
Тот мужчина иногда заходит. Теперь он не так строго затягивает галстук. Подмигивает, а в
