Это случилось в январе, в самые лютые морозы, каких не было уже много лет. Снег лежал по колено, воздух резал, как лезвие, а ветер дул так, что больно было вздохнуть.
Наша деревенька была маленькой, затерянной на окраине, и к тому времени почти опустела. Кто уехал в город к детям, кто навсегда. Остались лишь те, кому идти уже некуда. Я была среди них.
После смерти мужа и отъезда детей дом опустел не только снаружи, но и внутри. Стены, когда-то наполненные голосами, замолчали. Я топила печь, варила себе скромную еду щи, кашу, яичницу. Крошила хлеб на подоконник для птиц. Время коротала с книгами старыми, зачитанными до дыр, с загнутыми страницами. Телевизор почти не включала там шум, а не слова.
В тишине я начала слышать, как дом стонет на ветру, как воет метель над трубой, как скрипят доски на морозе.
А потом появился он.
У крыльца раздалось царапанье. Подумала: сорока балуется или соседский кот. Но звук был другой еле слышный, будто кто-то царапается из последних сил. Распахнула дверь мороз ударил по лицу, как пощечина. Взглянула вниз и замерла.
В сугробе свернулся маленький, черный, испачканный комочек. Не кот скорее тень. Но глаза яркие, желтые, как у совы. Они смотрели прямо на меня. Не умоляюще, а вызывающе. Будто говорили: «Дошел сюда. Либо пустишь, либо прогонишь. Но дальше уже не могу».
У него не было передней лапы. Старый шрам, грубо затянутый кожей, без крови, но с рубцом. Шерсть висела клочьями, в колтунах и грязи. Ребра выпирали. Один Бог знает, через что он прошел и сколько шел, чтобы добраться до моего дома.
Я постояла, сглотнула и спустилась с крыльца. Он даже не шелохнулся. Не убежал, не зашипел, не свернулся клубком. Лишь слегка дрогнул, когда я протянула руку, но снова замер.
Подняла его и занесла в дом. Он был легче пушинки. «Не выживет, подумала я. До утра не дотянет». Но положила его у печи на коврик, подстелила старое одеяло, поставила миску с водой и кусочек курицы. Он даже не притронулся. Просто лежал. Дышал тяжело, будто каждый вдох давался с трудом.
Я села рядом. Смотрела на него. И вдруг поняла: он такой же, как я. Усталый, израненный, но живой. Еще держится.
Целую неделю ухаживала за ним, как за младенцем. Ела рядом, чтобы он не чувствовал себя одиноким. Разговаривала с ним. Рассказывала, как прошел день, жаловалась на здоровье, вспоминала мужа, которого до сих пор зову во сне. Он слушал. По-настоящему. Иногда открывал глаза, будто шептал: «Я здесь. Ты не одна».
Через несколько дней он впервые отпил воды. Потом слизал кашу с моего пальца. Вскоре попытался встать. Поднялся, зашатался, снова упал. Но не сдался. На следующий день снова. И получилось. Он пошел. Хромал, шатался, но двигался.
Я назвала его Чудом. Потому что иначе было нельзя.
С того дня он ходил за мной повсюду. В курятник, на веранду, в кладовку. Спал в ногах у кровати, а если я ворочалась, тихо мяукал, будто спрашивал: «Ты со мной?» А когда я плакала особенно по вечерам подходил, прижимался и смотрел в глаза.
Он стал для меня исцелением. Отражением. Смыслом.
Соседка, тетя Галя, только качала головой:
Люба, ты совсем с ума сошла? Таких на улице как звезд на небе. Зачем он тебе?
Я лишь пожимала плечами. Как объяснить, что этот черный, покалеченный кот спас меня? Что с его появлением я снова стала жить, а не просто существовать?
Весной он грелся на крыльце, гонялся за бабочками. Научился бегать по-своему на трех лапах. Сначала спотыкался, но быстро освоился. Даже мышей начал ловить однажды притащил добычу. Гордо показал мне, а потом пошел спать.
Однажды он пропал на целый день. Я извелась, искала его по всей округе, звала, обошла лес. К вечеру он объявился с расцарапанной мордой, но победной походкой. Может, навещал свое прошлое или сводил счеты. После этого проспал три дня, едва просыпаясь.
Он прожил со мной пять лет. Не просто выжил а жил. Со своими привычками, характером, нравом. Любил гречневую кашу с маслом, ненавидел пылесос, во время грозы прятался под одеяло или ко мне под бок.
Старел быстро. В последний год почти не выходил во двор. Больше спал, меньше ел, движения стали осторожными. Я чувствовала конец близок. Но каждое утро, проснувшись, первым делом проверяла, дышит ли он. И если да благодарила Бога.
А весной он просто не проснулся. Лежал, как всегда, на своем месте у печи. Только глаза не открыл. Я села рядом, положила ладонь на него он был еще теплым. Но сердце знало.
Слезы пришли не сразу. Долго гладила его, шептала: «Спасибо, Чудо. Ты был всем. Без тебя и меня бы не было».
Похоронила под старой яблоней. Там, где он любил лежать летом в тени. Уложила в коробку, застеленную мягкой фланелью. Попрощалась тихо. Искренне.
Прошло уже три года. Теперь у меня живет другой кот полосатый, молодой, озорной. Совсем не похож на него. Но иногда, особенно по вечерам, мне кажется, будто вижу у порога черную тень. Или слышу знакомый шорох.
Тогда я улыбаюсь.
Потому что знаю: он рядом. Он часть меня. Мое Чудо.
Если у тебя тоже был кто-то, как мое Чудо поделись своей историей.
