Меня зовут Татьяна Иванова, мне шестьдесят девять. Два сына, трое внуков и две невестки казалось бы, купайся в заботе! Но последние годы живу, как будто меня и нет. Одна в своей хрущёвке, с больным коленом и телефоном, который молчит неделями.
После смерти мужа всё изменилось. Пока он был жив, сыновья заглядывали на праздники или по делам. А как схоронили будто ветром сдуло. Пять лет. Пять долгих лет не вижу их, хотя живут в том же городе, всего сорок минут на автобусе.
Я не упрекала. Просто звонила за помощью. Когда соседи сверху затопили кухню (немного, но потолок испортился), набрала обоих. Обещали приехать в выходные. Не приехал никто. Пришлось нанимать маляра. Дело не в деньгах, а в обиде. Обидно, что для своей матери они часа найти не могут.
Потом сломался холодильник. Я в технике не разбираюсь, боялась, что обманут. Снова позвонила сыновьям: «Мама, везде же продавцы, разберись сама». В итоге набрала брата он прислал свою дочь, мою племянницу Свету, с мужем. Они всё уладили.
Когда начался карантин, сыновья вдруг вспомнили, что я exist. Звонили раз в месяц, ведут: «Сиди дома, заказывай продукты онлайн». Но забыли одну деталь я не умею. Света же показала, как заказывать, организовала первую доставку, оставила список аптек с доставкой и стала звонить почти каждый день.
Сначала мне было неловко. У Светы ведь есть свои родители, дом, муж, дочь. Но только она заходила просто так. Приносила борщ, лекарства, помогала убраться, мыла окна. Как-то пришла просто попить чай и посидеть рядом. Её дочка моя правнаянучка зовёт меня «бабулей». Это слово я не слышала годами.
Тогда я решила: раз родные дети забыли, если им важно только брать, а не давать, то моя квартира достанется той, кто по-настоящему рядом. Пошла в МФС оформить завещание. И вот, как назло, в тот же день позвонил старший сын. Спрашивает, куда ходила.
Я сказала правду.
Началось. Крики, оскорбления, угрозы. «Ты с ума сошла?», «Это наше наследство!», «Она тебя выгонит, как только подпишешь!»
Вечером они приехали. Оба. Впервые за пять лет. Привезли внучку, которую я никогда не видела. Принесли пирог. Сидим за столом. Я надеюсь может, одумались? Но нет. Стали уговаривать, твердить, что у меня есть дети, что нельзя отдавать квартиру чужой. Обвинили Свету в корысти, пророчили, что она меня вышвырнет.
Я смотрела на них и не верила своим ушам. Где вы были все эти годы? Почему не помогали, когда было трудно? Почему вспомнили только тогда, когда наследство под угрозой?
Поблагодарила за заботу. И сказала, что решение моё окончательно. Ушли в хлопанье дверью, пообещав, что я больше не увижу внуков и могу на них не рассчитывать.
Знаете, я не боюсь. Не потому, что мне всё равно. А потому, что терять уже нечего я и так давно живу, будто никому не нужна. Теперь это просто официально.
А Света Если вдруг она поступит так, как пророчат сыновья что ж, значит, я ошиблась. Но сердце подсказывает, что нет. Она ничего не просила. Ни денег, ни квартиры. Просто была рядом. Подставила руку. Поступила по-человечески.
А для меня это важнее любых родственных уз.
