Это случилось в январе, в лютый мороз, каких не было уже много лет. Снег лежал по колено, воздух резал, как лезвие, а ветер дул так, что больно было дышать.
Наша деревенька была крошечной, затерянной на краю света, и к тому времени почти опустела. Кто уехал к детям в город, кто навсегда. Остались лишь те, кому идти было некуда. Я тоже была среди них.
После смерти мужа и отъезда детей дом опустел не только снаружи, но и внутри. Стены, когда-то наполненные смехом, теперь молчали. Я топила печь, готовила простую еду щи, кашу, яичницу. Крошила хлеб на подоконник для птиц. Время коротала с книгами старыми, зачитанными до дыр, с загнутыми страницами. Телевизор почти не включала там шум, а не слова.
В тишине я начала слышать, как дом стонет под напором ветра, как воет вьюга над трубой, как скрипят доски на морозе.
А потом появился он.
У крыльца раздался шорох. Подумала: может, сорока шалит или соседский кот. Но звук был другой едва слышный, будто кто-то царапался из последних сил. Распахнула дверь мороз ударил в лицо, как пощечина. Взглянула вниз и обомлела.
В сугробе сидело маленькое чёрное существо, покрытое грязью и льдом. Не кот скорее тень. Но глаза ярко-жёлтые, как у филина. Они смотрели на меня. Не умоляюще, а вызывающе. Будто говорили: «Дошёл до этого порога. Либо возьмёшь, либо прогонишь. Но дальше я не смогу».
Передняя лапа была оторвана. Старый шрам, затянутый грубым рубцом, без крови, но с костями, торчащими наружу. Шерсть висела клочьями, спутанная репейником. Одному Богу известно, через что он прошёл и сколько шёл, чтобы добраться до моего дома.
Я постояла, сглотнула ком в горле и спустилась. Он не шелохнулся. Не убежал, не зашипел, не свернулся в клубок. Лишь слегка дрогнул, когда я протянула руку, но тут же замер.
Я подняла его и занесла в дом. Он был легче пёрышка. Подумала: «Не выживет. Не дотянет до утра». Но постелила у печки старый плед, поставила миску с водой и кусочек курицы. Он не притронулся к еде. Просто лежал. Дышал тяжело, будто каждый вдох давался с трудом.
Я села рядом. Смотрела на него. И вдруг поняла он такой же, как я. Уставший, израненный, но всё ещё живой. Всё ещё держится.
Целую неделю я ухаживала за ним, как за младенцем. Ела рядом, чтобы он не чувствовал себя одиноким. Говорила, рассказывала о своём дне, жаловалась на здоровье, вспоминала мужа, которого до сих пор зову во сне. Он слушал. По-настоящему. Иногда открывал глаза, будто шептал: «Я здесь. Ты не одна».
Через несколько дней он впервые сделал глоток воды. Потом слизал кашу с моего пальца. Вскоре попытался встать. Поднялся, закачался и снова упал. Но не сдался. На следующий день попробовал снова. И у него получилось. Он встал. Хромал, шатался, но шёл.
Я назвала его Чудом. Потому что иначе и не скажешь.
С того дня он везде ходил за мной. В курятник, на крыльцо, в кладовку. Спал в ногах у кровати, а если я ворочалась, тихо мяукал, будто спрашивал: «Ты здесь?» А когда я плакала особенно по вечерам подходил, прижимался и смотрел в глаза.
Он стал моим исцелением. Отражением. Смыслом.
Соседка, тётя Галина, только качала головой:
Люба, ты совсем с ума сошла? Таких на улице как звёзд на небе. Зачем тебе этот?
Я лишь пожимала плечами. Как объяснить, что этот чёрный, изувеченный кот спас меня? Что с его появлением я снова начала жить, а не просто существовать?
Весной он грелся на крыльце, гонялся за бабочками. Научился бегать по-своему на трёх лапах. Сначала спотыкался, но быстро освоился. Даже мышей ловил однажды принёс добычу. Гордо. Показал мне и пошёл спать.
Однажды он пропал на целый день. Я с ума сходила от волнения, искала его, кричала, обходила лес. К вечеру он вернулся с исцарапанной мордой, но победительной походкой. Может, наведался в прошлое. Или свёл счёты. После этого спал трое суток, почти не вставая.
Он прожил со мной пять лет. Не просто выжил а жил. Со своими привычками, характером, причудами. Любил гречневую кашу с маслом, ненавидел пылесос, во время грозы прятался под одеяло или, если я была рядом, ко мне под бок.
Старел быстро. В последний год почти не выходил во двор. Больше спал, меньше ел, движения стали осторожными. Я чувствовала конец близко. Но каждое утро, проснувшись, первым делом проверяла, дышит ли он. И если да благодарила Бога.
А весной он просто не проснулся. Лежал, как всегда, на своём пледе у печки. Только глаза не открыл. Я присела рядом, положила ладонь на бок он ещё был тёплый. Но сердце уже знало.
Слёзы пришли не сразу. Долго гладила его, шептала: «Спасибо, Чудо. Ты был всем. Без тебя не было бы и меня».
Похоронила под старой яблоней. Там, где летом он любил лежать в тени. Уложила в коробку, застеленную мягкой фланелью. Попрощалась тихо. По-честному.
С тех пор прошло три года. Теперь у меня другой кот полосатый, молодой, озорной. Совсем не похож. Но иногда, особенно вечером, мне кажется, будто у порога мелькает чёрная тень. Или слышится знакомый шорох.
Тогда я улыбаюсь.
Потому что знаю: он здесь. Со мной. Часть меня. Моё Чудо.
Если у тебя тоже был кто-то, как моё Чудо расскажи его историю.
