Всю свою жизнь я посвятила детям, пока в 48 лет не узнала, что такое настоящая жизнь.
Я сидела на старом диване в нашей квартире в Екатеринбурге, разглядывая обои, которые не меняла лет двадцать. Мои руки, изрезанные годами стирок, готовки и уборки, лежали на коленях без сил. Я была матерью троих детей, женой, которая всегда ставила семью на первое место. Но в сорок восемь я вдруг осознала: всю свою жизнь я не была ни матерью, ни женой я была служанкой. Служанкой в собственном доме, где мои желания и мечты растворились в бесконечной рутине.
Мои дети Артём, Светлана и Ольга были центром моей вселенной. С их рождения я забыла, что значит думать о себе. Я вставала в пять утра, чтобы приготовить завтрак, собрать их в школу, проверить уроки, постирать вещи, пока мои платья пылились в шкафу. Когда Артём в детстве болел, я ночами сидела у его кровати, забывая про сон. Когда Светлана захотела заниматься танцами, я экономила на всём, чтобы оплатить занятия. Когда Ольга мечтала о новом телефоне, я подрабатывала, чтобы его купить. Я никогда не спрашивала себя, чего хочу я. Я верила, что моя роль отдавать всё до последней капли.
Мой муж, Дмитрий, был не лучше. Он приходил с работы, садился перед телевизором и ждал ужина, как будто так и должно быть. «Ты же мать, это твоя обязанность», говорил он, если я осмеливалась пожаловаться на усталость. Я молчала, глотая слёзы, и продолжала крутиться как белка в колесе. Моя жизнь сводилась к одному: делать других счастливыми, даже если взамен получала лишь крохи внимания. Дети росли, становились самостоятельнее, но их запросы не уменьшались. «Мам, приготовь что-нибудь вкусное», «Мам, постирай мои джинсы», «Мам, дай денег в кино». Я подчинялась, как автомат, не замечая, как моя собственная жизнь ускользает.
В сорок восемь я чувствовала себя тенью. В зеркале я видела женщину с уставшими глазами, с седыми волосами, на которые не было времени, с руками, огрубевшими от работы. Моя подруга, Наталья, однажды сказала: «Ты живёшь для других. Но где ты сама?» Эти слова задели меня, но я лишь пожала плечами. Разве могло быть иначе? Я была матерью, женой, моим долгом было заботиться о семье. Но внутри меня тлела искра крошечный огонёк, который скоро должен был всё изменить.
Озарение пришло неожиданно. В тот день Светлана, уже взрослая, бросила небрежно: «Мам, ты опять плохо постирала мои вещи, они испорчены!» Я, проведшая ночь за глажкой, замерла. Что-то во мне сломалось. Я посмотрела на дочь, на разбросанную одежду, на кухню, заваленную грязной посудой, и поняла: с меня хватит. Я больше не хочу. В тот вечер я не стала готовить ужин. Впервые за двадцать лет я закрылась в комнате и заплакала не от грусти, а от осознания, что моя жизнь прошла мимо меня.
На следующий день я сделала то, на что никогда не решалась: пошла в парикмахерскую. Сидя в кресле, я смотрела, как тусклые пряди падают под ножницами, и чувствовала, как груз прошлого растворяется. Я купила платье первое за много лет, не думая, понравится ли оно семье. Записалась на уроки живописи, о которых мечтала в юности, но бросила ради других. Каждый шаг был глотком воздуха после долгого пребывания под водой.
Дети были в шоке. «Мам, ты больше не будешь готовить?» спросил Артём, привыкший к моей самоотдаче. «Буду, но не всегда. Учитесь сами», ответила я, дрожа от страха и решимости. Дмитрий ворчал, но я больше не боялась его недовольства. Я научилась говорить «нет», и это слово стало моим освобождением. Я не перестала любить семью, но впервые поставила себя на первое место.
Год спустя я смотрела на мир иначе. Я писала картины и выставляла их на местных ярмарках. Смеялась чаще, чем плакала. Наша квартира в Екатеринбурге больше не была складом чужих вещей это было моё пространство, где пахло кофе и красками. Дети начали помогать, хоть поначалу и ворчали. Дмитрий всё ещё бурчал, но я знала: если он не примет меня такой, я уйду. Я больше не служанка. В сорок восемь я наконец нашла себя.
