Он сказал, что я «не способен быть отцом» — но именно я растил этих детей с самого начала

Когда моя сестра Марина начала рожать, я был далеко на мотослёте в глухой деревне под Тверью. Она уговаривала меня не отменять поездку, твердила, что всё успеется, что времени ещё много.

Времени не было.

На свет появились три крошечных комочка а её не стало.

Помню, как держал этих шевелящихся малышей в реанимации для новорождёнх. От меня ещё пахло бензином и кожей куртки. Ни плана, ни малейшего понятия, что делать. Но я посмотрел на них Лиду, Соню и Ваню и понял: отсюда я не уйду.

Ночные покатушки сменились ночными кормлениями. Ребята из автосервиса подменяли меня на сменах, чтобы я успевал забирать детей из садика. Научился заплетать Соне косы, успокаивать Лиду в её приступах гнева, заставлять Ваню есть что-то кроме макарон с маслом. Перестал ездить в дальние рейды. Продал два мотоцикла. Смастерил своими руками двухъярусные кровати.

Пять лет. Пять дней рождений. Пять зим с гриппом и ротавирусом. Идеальным я не был но оставался. Каждый день.

А потом появился он.

Биологический отец. Его не было в докуменх. Ни разу не навестил Марину за всю беременность. По её словам, он заявил, что тройня «не в его стиле жизни».

Но теперь? Он хотел их забрать.

И пришёл не один. С ним была соцработница по имени Ольга. Она оглядела мою замасленную робу и сказала, что я «неподходящая среда для долгосрочного воспитания детей».

Я не верил своим ушам.

Ольга осмотрела наш маленький, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Резиновые сапожки у порога. Улыбалась вежливо. Делала пометки. Я заметил, как её взгляд задержался на моём тату на шее.

Хуже всего было то, что дети ничего не понимали. Лида спряталась за мной. Ваня начал плакать. Соня спросила: «Этот дядя будет нашим новым папой?»

Я ответил: «Никто вас не заберёт. Разве что через суд.»

А теперь заседание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Чёртовски дорогой, но оно того стоит. Автосервис еле держится, потому что я тяну всё один, но продал бы и последний гаечный ключ, лишь бы оставить детей.

Не знал, что решит судья.

Накануне заседания я не спал. Сидел на кухне, держа в руках рисунок Лиды я держу их за руки перед нашей избушкой, в углу солнце и облака. Детские каракули, но, честно говоря, на этом рисунке я выглядел счастливее, чем когда-либо в жизни.

Утром надел рубашку с пуговицами, которую не носил со дня похорон Марины. Соня вышла из комнаты и сказала: «Дядя Саша, ты выглядишь как поп.»

«Надеюсь, судье нравятся попы», попытался пошутить я.

Суд казался другим миром. Всё бежевое и глянцевое. Влад сидел напротив в дорогом костюме, делая вид, что он заботливый отец. Он даже принёс фотографию тройни в купленной рамке будто это что-то доказывало.

Ольга зачитала своё заключение. Не сказала неправду, но и смягчать не стала. Упомянула «ограниченные ресурсы», «проблемы эмоционального развития» и, конечно же, «отсутствие традиционной семейной модели».

Я сжимал кулаки под столом.

Потом настала моя очередь.

Я рассказал судье всё. С момента звонка про Марину до того, как Соня вырвала мне на спину в долгой поездке, а я даже не пошевелился. Рассказал о задержке речи у Лиды и о том, как устроился на вторую работу, чтобы оплачивать логопеда. О том, как Ваня научился плавать только потому, что я обещал ему котлету по-киевски каждую пятницу, если он не сдастся.

Судья посмотрел на меня и спросил: «Вы действительно считаете, что сможете в одиночку воспитать троих детей?»

Я сглотнул. Мог соврать. Но не стал.

«Нет. Не всегда, ответил я. Но я делаю это. Каждый день, пять лет. Не потому что обязан. Потому что они моя семья.»

Влад наклонился вперёд, будто хотел что-то сказать. Но промолчал.

И тут случилось неожиданное.

Соня подняла руку.

Судья, удивлённый, сказал: «Юная барышня?»

Она встала на стул и заявила: «Дядя Саша обнимает нас каждое утро. А если нам снится что-то страшное, он спит на полу рядом с нашей кроватью. Один раз он продал мотоцикл, чтобы починить нам печку. Я не знаю, какой должен быть папа, но он у нас уже есть.»

Тишина. Полная, глубокая.

Не знаю, было ли это решающим. Возможно, судья уже давно всё решил. Но когда он наконец произнёс: «Опека остаётся за гражданином Александром Фоминым», я выдохнул так, будто не дышал годами.

Влад даже не взглянул на меня, уходя. Ольга едва заметно кивнула.

Той ночью я приготовил сырники с вареньем любимое блюдо детей. Соня плясала на кухонном столе. Ваня размахивал ложкой, как световым мечом. Лида обняла меня и прошептала: «Я знала, что ты победишь.»

И в тот момент, несмотря на замызганную кухню и усталость, я чувствовал себя богатейшим человеком на свете.

Семья это не кровь. Это те, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда трудно.

Rate article
Он сказал, что я «не способен быть отцом» — но именно я растил этих детей с самого начала