**Дневник. 15 мая.**
Он сказал, что я «не гожусь в отцы» но я растил этих детей с самого начала.
Когда моя сестра Аня начала рожать, я был в другом конце области на байкерском слёте. Она умоляла меня не отменять поездку, говорила, что всё будет хорошо, что ещё есть время.
Времени не было.
На свет появились трое прекрасных малышей а её не стало.
Помню, как держал эти крошечные свёртки в реанимации для новорождённых. От меня ещё пахло бензином и кожей куртки. У меня не было ни плана, ни малейшего понятия, что делать. Но я взглянул на них Таню, Лизу и Максима и понял: я отсюда не уйду.
Ночные покатушки заменились ночными кормлениями. Ребята из мастерской подменяли меня на сменах, чтобы я успевал забирать детей из садика. Я научился заплетать Лизе косички, успокаивать Таню в её вспышках гнева, уговаривать Максима съесть что-то кроме макарон с маслом. Перестал ездить в дальние рейды. Продал два мотоцикла. Своими руками собрал двухъярусные кровати.
Пять лет. Пять дней рождения. Пять зим с гриппом и ротавирусом. Я не был идеальным, но я оставался с ними. Каждый божий день.
А потом появился он.
Биологический отец. Его не было в свидетельствах о рождении. Ни разу не навестил Аню во время беременности. По её словам, он сказал, что тройня «не в его стиле жизни».
Но теперь? Он хотел забрать их.
И пришёл не один. Привёл с собой соцработницу по имени Ольга. Она окинула взглядом мои заляпанные маслом комбинезоны и заявила, что я «неподходящая среда для долгосрочного воспитания этих детей».
Я не верил своим ушам.
Ольга осмотрела наш маленький, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Резиновые сапожки у входа. Улыбалась вежливо. Делала заметки. Я заметил, как её взгляд задержался на моей татуировке на шее.
Самое страшное дети ничего не понимали. Таня спряталась за мной. Максим расплакался. Лиза спросила: «Этот дядя будет нашим новым папой?»
Я ответил: «Никто вас не заберёт. Разве что через суд.»
А теперь заседание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Чёртовски дорогой, но оно того стоит. Мастерская едва держится на плаву, потому что я тяну всё один, но продал бы и последний гаечный ключ, лишь бы оставить детей.
Я не знал, что решит судья.
Накануне заседания я не мог уснуть. Сидел на кухне, держа в руках рисунок Тани мы стоим втроём перед домом, в углу солнце и пара облаков. Простые детские каракули, но, честно говоря, на том рисунке я выглядел счастливее, чем когда-либо в жизни.
Утром я надел рубашку с пуговицами, которую не носил со времён похорон Ани. Лиза вышла из комнаты и сказала: «Дядя Ваня, ты похож на священника.»
«Надеюсь, судье нравятся священники,» попытался пошутить я.
Суд казался другим миром. Всё бежевое и глянцевое. Виктор сидел напротив в дорогом костюме, изображая заботливого отца. Он даже принёс фото тройни в купленной рамке будто это что-то доказывало.
Ольга зачитала своё заключение. Не солгала, но и не смягчила формулировки. Упомянула «ограниченные ресурсы», «проблемы эмоционального развития» и, конечно, «отсутствие традиционной семейной структуры».
Я сжимал кулаки под столом.
Потом настал мой черёд.
Я рассказал судье всё. С того звонка про Аню до случая, когда Лиза вырвала мне на спину во время поездки, а я даже не дрогнул. Говорил о задержке речи у Тани и о том, как устроился на вторую работу, чтобы оплатить логопеда. Рассказал, как Максим научился плавать только потому, что я пообещал ему котлету по пятницам, если он не сдастся.
Судья посмотрел на меня и спросил: «Вы действительно считаете, что сможете в одиночку поднять троих детей?»
Я сглотнул. Мог соврать. Но не стал.
«Нет. Не всегда,» сказал я. «Но я делаю это. Каждый день, уже пять лет. Я делал это не потому, что был обязан. Я делал это потому, что они моя семья.»
Виктор наклонился, словно хотел что-то сказать. Но промолчал.
И тут случилось неожиданное.
Лиза подняла руку.
Судья, удивлённый, произнёс: «Юная леди?»
Она встала на табурет и сказала: «Дядя Ваня обнимает нас каждое утро. А когда нам снится плохое, он спит на полу рядом с кроватями. И однажды он продал свой мотоцикл, чтобы починить нам отопление. Я не знаю, каким должен быть папа, но у нас он уже есть.»
Тишина. Абсолютная.
Не знаю, было ли это решающим. Может, судья уже давно всё решил. Но когда он наконец произнёс: «Опека остаётся за гражданином Иваном Соколовым», я выдохнул так, будто не дышал годами.
Виктор даже не взглянул на меня, уходя. Ольга едва заметно кивнула.
Тем вечером я приготовил гренки с сыром и томатный суп любимое блюдо детей. Лиза плясала на кухонном столе. Максим размахивал ножом для масла, как световым мечом. Таня обняла меня и прошептала: «Я знала, что ты победишь.»
И в тот момент, несмотря на засаленную кухню и усталость, я почувствовал себя самым богатым человеком на свете.
Семья это не кровь. Это те, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда трудно.
