Он сказал, что я «не гожусь в отцы» но я растил этих детей с самого начала.
Когда моя сестра Алиса начала рожать, я был на другом конце области на байк-слёте. Она уговаривала меня не отменять поездку, уверяла, что всё в порядке, что у неё ещё есть время.
Но времени не хватило.
На свет появились трое малышей а сама она не выжила.
Я помню, как держал этих крошечных, шевелящихся комочков в неонатальном отделении. От меня пахло бензином и кожей. У меня не было ни плана, ни малейшего представления, что делать. Но я посмотрел на них на Дашу, Соню и Максима и понял: я никуда не уйду.
Я променял ночные покатушки на ночные кормления. Ребята из сервиса подменяли меня, чтобы я успевал забирать детей из садика. Я научился заплетать Соне косички, успокаивать Дашу в истерике, уговаривать Максима съесть хоть что-то, кроме макарон с маслом. Я перестал уезжать в дальние маршруты. Продал два мотоцикла. Смастерил двухъярусные кровати своими руками.
Пять лет. Пять дней рождения. Пять зим с гриппом и ротавирусом. Я не был идеальным, но я был рядом. Каждый день.
А потом появился он.
Биологический отец. Его не было в свидетельствах о рождении. Он ни разу не навестил Алису, пока она носила детей. По её словам, он заявил, что тройня «не для его образа жизни».
Но теперь? Он захотел их забрать.
И пришёл не один. Привёл с собой соцработницу по имени Ирина. Она лишь взглянула на мои заляпанные маслом рабочие штаны и заявила, что я «не являюсь подходящей средой для полноценного развития этих детей».
Я не поверил своим ушам.
Ирина обошла наш маленький, но уютный дом. Увидела детские рисунки на холодильнике. Велосипеды во дворе. Сапожки у двери. Вежливо улыбалась. Делала пометки. Я заметил, как её взгляд задержался на татуировке у меня на шее.
Хуже всего было то, что дети ничего не понимали. Даша спряталась за меня. Максим расплакался. Соня спросила: «Этот дядя теперь будет нашим новым папой?»
Я ответил: «Никто вас не заберёт. Только через суд.»
А теперь заседание через неделю. У меня есть адвокат. Хороший. Безумно дорогой, но оно того стоит. Моя мастерская еле держится, потому что я тяну всё один, но я бы продал последний инструмент, лишь бы оставить детей.
Я не знал, что решит суд.
Накануне заседания я не мог уснуть. Сидел на кухне, держа в руках рисунок Даши я, держащий их за руки, мы стоим у нашего дома, а в углу солнце и облака. Простая детская мазня, но, честно говоря, на этом рисунке я выглядел счастливее, чем когда-либо в жизни.
Утром я надел рубашку на пуговицах, которую не надевал со дня похорон Алисы. Соня вышла из комнаты и сказала: «Дядя Ваня, ты выглядишь, как на крестинах.»
«Будем надеяться, судье нравятся такие,» попытался пошутить я.
Суд казался другим миром. Всё строгое, блестящее. Сергей сидел напротив в дорогом костюме, разыгрывая заботливого отца. Даже принёс фотографию детей в покупной рамке будто это что-то доказывало.
Ирина зачитала свой отчёт. Она не врала, но и не смягчала формулировки. Упомянула «ограниченные образовательные возможности», «вопросы эмоционального развития» и, конечно, «отсутствие традиционной семьи».
Я сжал кулаки под столом.
Потом настала моя очередь.
Я рассказал судье всё. С того самого звонка об Алисе до того, как Соню вырвало мне на спину во время поездки, а я даже не поморщился. Рассказал о задержке речи у Даши и как устроился на вторую работу, чтобы оплатить логопеда. Рассказал, как Максим научился плавать, потому что я обещал ему котлету каждую пятницу, если он не сдастся.
Судья посмотрел на меня и спросил: «Вы действительно считаете, что сможете воспитывать троих детей в одиночку?»
Я сглотнул. Подумал соврать. А потом не стал.
«Нет. Не всегда,» сказал я. «Но я делаю это. Каждый день, уже пять лет. Я делал это не потому, что обязан. Я делал это, потому что они моя семья.»
Сергей наклонился вперёд, будто хотел что-то сказать. Но промолчал.
А потом случилось неожиданное.
Соня подняла руку.
Судья удивился, но разрешил: «Девочка?»
Она встала на скамейку и сказала: «Дядя Ваня обнимает нас каждое утро. А когда нам страшно, он спит на полу рядом с нашей кроватью. И однажды он продал свой мотоцикл, чтобы починить батарею. Я не знаю, какой он папа, но у нас он уже есть.»
Тишина. Мёртвая тишина.
Не знаю, это ли решило всё. Возможно, судья уже принял решение. Но когда он наконец произнёс: «Опека остаётся за господином Иваном Соколовым», я выдохнул впервые за много лет.
Сергей даже не взглянул на меня, уходя. Ирина кивнула мне едва заметно.
Тем вечером я приготовил сырные гренки с томатным супом любимое блюдо детей. Соня плясала на кухонном столе. Максим размахивал масленкой, как мечом. Даша прижалась ко мне и прошептала: «Я знала, что ты выиграешь.»
И в этот момент, несмотря на грязную посуду и усталость, я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Семья это не про кровь. Это про тех, кто остаётся. Снова и снова. Даже когда трудно.