Сама виновата, что денег нет. Никто не заставлял тебя замуж выходить и детей рожать! бросила мне мать, когда я попросила о помощи.
Когда мне было двадцать, я вышла замуж за Ивана. Мы сняли крохотную однушку на окраине Ростова. Оба работали: он на стройке, я в аптеке. Жили скромно, но хватало. Мечтали накопить на свою квартиру, и тогда казалось, что всё возможно.
Потом родился Артём. Через два года Сергей. Я ушла в декрет, а Ваня стал брать сверхурочные. Но денег всё равно не хватало. Всё уходило на подгузники, смеси, врачей, счета и, конечно, аренду. Только за квартиру отдавали половину его зарплаты.
Я смотрела на наших мальчишек и каждое утро просыпалась с одной мыслью: а если Ваня заболеет? А если нас выселят? Что тогда будем делать?
Моя мать жила одна в двушке. Бабушка тоже. Обе в Москве. Обе с пустующей гостиной. Я не просила дворцов, думала. Хотя бы угол, временно. Пока дети маленькие. Пока не встанем на ноги.
Я предложила матери переехать к бабушке: две квартиры освободятся, а мы займём одну. Нас ведь не так много я, Ваня и двое ребятишек. Но она даже слушать не хотела.
Жить с матерью?! фыркнула она. Ты с ума сошла? Думаешь, моя жизнь кончена? Я ещё молода! А со старухой только нервы потреплю. Живи где хочешь, но мне не мешай.
Я смолчала, проглотив обиду. Позвонила отцу. Он давно живёт с новой женой. У них просторная четырёхкомнатная, и я надеялась, что он заберёт бабушку к себе. Всё-таки она его мать. Но он тоже отказался. Сказал, что у него дети от второго брака и «квартира и так до потолка забита».
В отчаянии я снова позвонила матери. Рыдала. Умоляла пустить нас, хоть ненадолго. И тогда она бросила мне в лицо:
Сама дура, что денег нет. Никто тебя замуж не гнал. Никто детей не просил рожать. Взрослой захотела быть? Вот и расхлёбывай. Разбирайся сама.
Меня будто током ударило. Сидела на кухне с телефоном в руках, и казалось, мир рушится. Это говорила моя мать. Женщина, которая должна была быть опорой. Я не просила многого лишь угол, лишь каплю жалости.
На следующий день мы с Ваней решали, что делать. Единственная, кто откликнулся на нашу беду, его мать, Нина Петровна. Она живёт в деревне под Воронежем, в доме с огородом. У неё есть свободная комната, и она с радостью нас приняла бы. Даже предложила сидеть с ребятишками, пока мы работаем.
Но я боюсь. Это же не город. Там нет поликлиники, нормальной школы, даже автобусы ходят редко. Страшно, что если мы уедем, то уже не вернёмся. Что дети вырастут без возможностей, без будущего. Что я сломаюсь и перестану бороться.
Но выбора нет. Мать отвернулась. Бабушка слишком стара, чтобы нам помочь. Отец не считает нас семьёй. И теперь я в тупике: уехать в никуда или принять помощь, которая, хоть и чужая, но искренняя.
Знаешь, что больнее всего? Не бедность. Не трудности. А осознание, что самые близкие по крови самые далёкие, когда нужна помощь. И мой главный страх не за себя. За детей. Чтобы они никогда не узнали, каково это быть нежеланными для собственной бабушки.
Жизнь учит жестоко: родная кровь не всегда означает родную душу. И если помощи ждать неоткуда приходится становиться этой помощью самой.
