Он чуть не прошёл мимо. В утренней суете понедельника, среди стука каблуков и гудков телефонов, отражающихся от стеклянных небоскрёбов, мир казался размытым. Но когда Артём Соколов, старший партнёр одной из самых жёстких юридических фирм города, вышел из мраморного холла и поправил запонки, что-то заставило его остановиться.
Там, у подножия высотки, сидела маленькая девочка. Ей было не больше шести лет. На ней было простенькое выцветшее жёлтое платьице, колени поджаты к груди, а перед ней, аккуратно расставленные на тонком голубом покрывале, лежали пять игрушек: потрёпанный плюшевый мишка, пластиковый динозавр, розовая кукла с растрёпанными волосами и две самодельные фигурки, в которых с трудом можно было что-то разобрать.
Но что поразило Артёма не сам факт того, что она сидела здесь одна, в деловом квартале. Это были её глаза большие, серые, и слишком спокойные для такой маленькой и такой одинокой девочки. Город нёсся мимо, в потоке дорогих костюмов и спешащих шагов. На неё почти не смотрели. Просто обходили край её покрывала, стараясь не впутываться.
Он взглянул на часы. 8:42. У него было восемнадцать минут до того, как ему нужно предстать перед советом директоров и объяснить, почему сделка на сотни миллионов не должна сорваться из-за забытой подписи. Восемнадцать минут, чтобы продолжать карабкаться по лестнице, на которую он потратил половину жизни.
Но он не мог отвести взгляд.
Он подошёл ближе. Она подняла на него глаза, не моргнув.
Ты потерялась? спросил он, стараясь смягчить голос, несмотря на скованность, которую чувствовал.
Она покачала головой.
Нет.
Он нахмурился.
А где твоя мама? Или папа?
Снова её маленькие плечи поднялись и опустились в жесте, слишком взрослом для такого хрупкого тельца.
Не знаю.
Он огляделся. Кто-то уже наверняка вызвал охрану. Может, это была чья-то глупая шутка. Но никто не останавливался. Никто даже не замедлял шаг.
Он присел на корточки, стараясь не помять брюки.
Как тебя зовут? спросил он.
Лиза, ответила она так тихо, что он едва разобрал её имя под шумом города.
Лиза повторил он, словно имя могло привязать её к чему-то реальному. Ты хочешь есть?
Она не ответила сразу. Потом взяла плюшевого мишку, крепко прижала к себе.
Мама сказала ждать здесь. Она сказала, что скоро вернётся.
В его груди что-то сжалось боль, на которую у него не было времени.
И когда она тебе это сказала?
Лиза посмотрела куда-то через него, будто пыталась разглядеть в стеклянных башнях маму, которая так и не пришла.
Вчера.
Во рту у Артёма пересохло. Он откинулся на пятках. Часть его хотела встать, отряхнуться и уйти. Позвонить в полицию, пусть кто-то другой разбирается. У него же было совещание. Контракт, который нужно спасти. Репутация, которую надо беречь.
Но тут Лиза сделала то, что разрушило все его оправдания: протянула руку, взяла его пальцы своими маленькими и положила ему в ладонь динозавра.
Для вас, сказала она так просто, что у него перехватило горло.
Он уставился на маленького зелёного динозавра игрушку, которая стоила, может, пару рублей в ларьке. Но в её серьёзных глазах она была бесценна.
Лиза, сказал он, заставляя голос звучать твёрдо. Я не могу оставить тебя здесь. Пойдёшь со мной? Мы найдём кого-то, кто поможет.
Она заколебалась, взглянула на свои игрушки. Потом, с методичной аккуратностью, собрала их и сложила в маленькую тканевую сумочку рядом. Посмотрела на него и кивнула.
Артём поднялся и протянул руку. Она молча вложила в неё свои пальчики.
Когда он вёл её через вращающиеся двери, мрамор холла показался ему холоднее обычного. Ресепшенистка подняла глаза, округлив их, но ничего не сказала, увидев ребёнка рядом с ним.
В лифте его отражение показывало безупречный костюм, шёлковый галстук, часы за полмиллиона. А рядом жёлтое платьице Лизы, словно пятно света посреди ледяной серости корпоративного мира.
Телефон завибрировал: «Совещание через 7 минут».
Он перевёл его в беззвучный режим.
Когда двери открылись на 25-м этаже, все повернулись. Его ассистентка, Карина, почти бросилась к нему.
Артём Сергеевич? Совет ждёт. Это?
Это Лиза, сказал он просто. Освободите моё утро.
Простите?
Освободите, Карина.
И с этими словами он провёл девочку мимо изумлённых взглядов в свой угловой кабинет, откуда открывался вид на город, который её не замечал. Усадил её на кожаном диване у окна, откуда она могла смотреть на людей внизу.
Я скоро вернусь, тихо сказал он.
Она кивнула, прижимая мишку, её большие глаза отражали горизонт.
Когда Артём повернулся к нарастающему шуму в коридоре партнёры, вопросы, проблема на сотни миллионов та же боль вернулась.
Впервые за долгие годы он понял: не всё, что нужно спасать, сопровождается подписанным контрактом.
Артём закрыл дверь кабинета, отрезая споры совета директоров и шёпот любопытных. Для человека, чьи дни были расписаны по минутам, каждая минута вне совещания казалась трещиной в его отполированном мире.
Но глядя на девочку, свернувшуюся на его диване её жёлтое платье резко выделялось на тёмной коже, а маленькие пальцы обводили потрёпанное ухо мишки он знал: этот момент важнее любой сделки.
Карина стояла у стеклянной стены, телефон прижат к уху. Она беззвучно спросила: «Что делать?»
Артём вышел и тихо сказал:
Позвоните в опеку. И принесите ей поесть. Из булочной на углу что-то тёплое. И горячий шоколад.
Карина моргнула, между недоумением и тревогой.
Хорошо.
Он чуть не сказал «спасибо», но старые привычки крепки. Вместо этого он вернулся в зал заседаний, где дюжина мужчин и женщин в костюмах смотрела на него через стекло. Он знал, что они видят: человека, чья броня дала трещину из-за чего-то, что
