Я позвал всю родню на ужин и поставил перед каждым красивую, но пустую тарелку с узором. Лишь перед внучкой я положил полное блюдо.
Елизавета Прохоровна Воронцова медленно обвела стол тяжёлым, всевидящим взглядом.
Вся её семья была в сборе. Сын Всеволод Прохорович с женой Ларисой. Дочь Ирина Прохоровна с мужем Борисом.
И Екатерина Борисовна её внучка Катя, тоненькая, как тростинка, с тихими, внимательными глазами, которые взрослые ошибочно принимали за испуганные.
В воздухе пахло нафталином от парадных костюмов и холодными деньгами.
Белоснежные перчатки официантов бесшумно расставили перед гостями тарелки. Фарфор тонкой работы, с ручной росписью золотой причудок по кобальтовому краю.
Идеально, демонстративно пустые.
Только перед Катей поставили тарелку, полную еды. Ароматный кусок запечённой форели, нежная спаржа, сливочный соус с травами. Внучка замерла, втянув голову в плечи, будто этот ужин был её личной виной.
Первым не выдержал Всеволод. Его ухоженное лицо залилось багрянцем.
Мать, что это за спектакль?
Лариса тут же шикнула на мужа, положив свою тонкую, усыпанную кольцами руку на его локоть.
Сева, я уверена, у Елизаветы Прохоровны есть веские объяснения.
Я не понимаю, тихо проговорила Ирина, растерянно глядя то на свою пустую тарелку, то на непроницаемое лицо матери. Её муж Борис лишь брезгливо скривил губы.
Елизавета Прохоровна медленно взяла в руки тяжёлый хрустальный бокал.
Это не спектакль, дети. Это ужин. Справедливый ужин.
Она кивнула на тарелку внучки.
Ешь, Катюша. Не стесняйся.
Катя испуганно взяла вилку, но к еде не притронулась. Взрослые смотрели на неё так, будто она украла этот ужин у них. У каждого из них.
Елизавета Прохоровна сделала маленький глоток вина.
Я решила, что пришло время ужинать честно. Сегодня каждый из вас получит ровно то, что заслужил.
Она посмотрела на сына.
Ты же всегда говорил мне, что главное справедливость и здравый смысл. Вот он, твой здравый смысл. В чистом виде.
На лице Всеволода напряглись жилы.
Я не собираюсь участвовать в этом фарсе.
Почему же? улыбнулась Елизавета Прохоровна. Самое интересное только начинается.
Всеволод резко отодвинул стул и поднялся. Дорогой костюм натянулся на его мощных плечах.
Это унизительно. Мы уходим.
Садись, Всеволод, голос матери прозвучал негромко, но так, что сын замер. Он не слышал этого тона много лет. С тех пор, как перестал быть мальчиком и научился просить деньги так, будто оказывает услугу.
Он медленно опустился обратно на стул.
Унизительно, Сева, это звонить мне в три ночи из подпольного казино и умолкать покрыть твои долги, потому что «Ларочка не должна знать». А на следующий день за семейным столом рассказывать всем, как ты успешный бизнесмен.
Лариса вздрогнула и отдернула руку от локтя мужа, словно обожглась. Её взгляд упал на Всеволода холодный и острый, как осколок стекла.
Твоя тарелка пуста, потому что ты привык есть с моей, продолжила Елизавета Прохоровна, не повышая голоса. Ты берёшь, но никогда не возвращаешь. Вся твоя жизнь это кредит, который ты не собираешься отдавать.
Она перевела взгляд на невестку. Лариса мгновенно сменила выражение лица, натянув маску сочувствия и заботы.
Елизавета Прохоровна, мы вам так благодарны за всё
Твоя благодарность, Лариса, имеет свой прайс-лист. Твои визиты ко мне всегда удивительно совпадали с новыми коллекциями в твоих любимых бутиках. Помню, после твоего последнего «визита вежливости» на тебе появилось колье, которое ты сейчас так старательно прячешь за волосами. Удивительное совпадение, не правда ли?
Лицо Ларисы застыло. Маска дала трещину.
Елизавета Прохоровна повернулась к дочери. Ирина уже плакала тихо, беззвучно, роняя слёзы на белоснежную скатерть.
Мама, за что? Что я тебе сделала?
Ничего, Ириночка. Ты абсолютно ничего мне не сделала. И ничего для меня не сделала.
Она сделала паузу, позволяя словам проникнуть под кожу.
Когда в прошлом месяце я слегла с воспалением лёгких, твой курьер принёс букет. Красивый. Дорогой. К нему была приложена визитка с напечатанным текстом. Ты даже не потрудилась подписать её от руки. Я звонила тебе тем вечером. Пять раз. Ты не взяла трубку. Наверное, была очень занята на своей благотворительной ярмарке, где так красиво рассказываешь о сострадании.
Ирина заплакала громче. Её муж Борис, до сих пор молчавший, положил руку ей на плечо.
Мне кажется, это уже переходит все границы. Вы не имеете права так разговаривать с дочерью.
А ты, Борис, имеешь право? взгляд Елизаветы Прохоровны впился в зятя. Ты, который за пять лет брака так и не запомнил, что я Прохоровна, а не Петровна? Для тебя я лишь неприятное дополнение к наследству. Безымянный счёт в банке.
Борис откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его лицо выражало едва скрываемое злорадство.
А всё это время Катя сидела перед своей полной тарелкой. Рыба холод
