**Дневник. 20 мая.**
В шестьдесят девять лет я понял: самое страшное враньё когда дети говорят «мы тебя любим», а на деле им нужны только твоя пенсия и квартира.
«Мама, мы тут подумали», осторожно начал мой сын Игорь, едва переступив порог. Его жена, Лариса, стояла сзади и кивала, будто каждое его слово было гениальным.
Она принесла в прихожую дорогие духи и отвратительный запах тревоги.
«Начинается», пробормотал я, закрывая дверь. «Когда вы двое «задумываетесь», всегда выходит ерунда».
Игорь сделал вид, что не расслышал. Прошёл в гостиную, разглядывая мебель, словно оценивал её стоимость. Лариса тут же принялась поправлять диванную подушку ту самую, которую только что сдвинула специально.
«Мы беспокоимся о тебе, сказала она с фальшивой заботой. Ты одна. А в твоём возрасте всякое может случиться».
Я опустился в любимое кресло, ощущая под пальцами потрёпанную обивку. Я знал это кресло лучше, чем собственных детей.
«Например? спросил я. Инфаркт от вашей «заботы»?»
«Ну вот, мам, опять за своё, поморщился Игорь. У нас отличная идея. Продаём твою «двушку» и нашу однушку, берём кредит и покупаем большой дом за городом! С садом! Ты будешь с внуками, дышать свежим воздухом».
Он говорил так, будто предлагал мне билет в рай. В глазах Ларисы сверкала наигранная искренность. Хорошая актриса.
Я смотрел на них: на их лица, на их заученные жесты. В их взгляде читалась жадность риелтора, почуявшего выгодную сделку. Ни тепла. Ни честности.
И тогда я всё понял. Самая страшная ложь когда твои дети говорят «мы тебя любим», а на деле им нужны твоя пенсия и квартира.
Это была не грусть. Скорее ощущение, будто всё встало на свои места.
«Дом, говоришь, прошептал я. И на чьё имя он будет оформлен?»
«Ну, на нас, конечно, выпалила Лариса и тут же закусила губу. Игорь бросил на неё убийственный взгляд.
«Чтобы тебе не пришлось возиться с бумагами, мам, поспешно добавил он. Мы всё сами уладим».
Я медленно кивнул, встал и подошёл к окну. За стеклом спешили люди, поглощённые своими заботами. А я стоял перед выбором: сдаться или начать войну.
«Знаете что, дети, сказал я, не оборачиваясь. Интересная идея. Я подумаю».
За спиной раздался вздох облегчения. Они решили, что победили.
«Конечно, мам, не спеши, сладко добавила Лариса.
«Только думать я буду здесь, в своей квартире, резко повернулся я к ним. А вам пора. Уверен, у вас дел полно. Кредиты считать. Планы дома изучать».
Я посмотрел им в глаза и их улыбки растаяли. Они поняли: это не конец. Это только начало.
Следующие дни превратились в осаду. Звонки, визиты, тонкие намёки.
Утром звонил Игорь сухой, деловой:
«Мам, нашёл отличный участок! Сосны, рядом речка! Представь, как внуки будут дышать свежим воздухом!»
Днём слащавый голос Ларисы:
«Мы тебе отдельную комнату сделаем, мам! Вид на сад. Своя ванная! И твоё кресло перевезём, и фикус. Всё, как ты любишь!»
Они били по слабым местам: внуки, одиночество, здоровье. Каждый разговор спектакль, где я играл старика, которого «спасают».
Я слушал, кивал и говорил, что ещё подумаю. А сам действовал.
Моя подруга Галина раньше работала в нотариальной конторе. Один звонок и вот я у неё, разбираю возможные варианты.
«Николай, ни в коем случае не оформляй дарственную, предупредила она. Вышвырнут без разговоров. Разве что ренту, но они не согласятся. Им нужно всё. И сразу».
Её слова закалили меня. Я не жертва. Я выживший. И сдаваться не собираюсь.
Кульминация наступила в субботу. В дверь позвонили. На пороге стояли Игорь и Лариса а за ними мужчина в костюме с папкой в руках.
«Мам, это Виктор, риелтор, бодро сказал Игорь. Он просто оценит наше имущество».
Человек вошёл, осматривая квартиру, как стервятник. Стены, потолок, пол. Он видел не дом. Он видел квадратные метры. Товар.
Во мне что-то сломалось.
«Что оценивать? спросил я резко.
«Квартиру, мам. Чтобы понимать, с чего начинать, Игорь уже открывал дверь в мою комнату. Проходи, Виктор».
Риелтор сделал шаг, но я преградил ему дорогу.
«Вон, тихо сказал я. Так тихо, что все замолчали.
«Мам, ты что? пробормотал Игорь.
«Я сказал вон. Вы оба. Я посмотрел на Ларису, прижавшуюся к стене. И передай своему мужу: если он ещё раз приведёт сюда посторонних без моего разрешения, я вызову полицию. И напишу заявление о мошенничестве».
Риелтор первым дрогнул.
«Я я вам перезвоню», пробормотал он и ретировался.
Игорь смотрел на меня со злостью. Маска любящего сына упала.
«Ты совсем рехнулся, старый»
«Ещё нет, перебил я. Но ты стараешься. А теперь марш. Мне нужно отдохнуть. От вашей «любви»».
Неделю было тихо. Ни звонков, ни визитов. Я знал: это не конец. Они перегруппировываются.
В пятницу позвонила Лариса. Голос её капал покаянием.
«Николай Иванович, простите, мы были глупцами. Давайте встретимся за кофе. Как раньше. Ни слова про квартиру. Просто как семья».
Я знал, что это ловушка. Но пошёл.
Они ждали меня за угловым столиком. Посередине стоял нетронутый торт. Игорь выглядел подавленным, Лариса держала его за руку.
«Пап, прости, прошептал он. Я был неправ. Давай забудем».
Но в его опущенных глазах читалось только нетерпение.
«Я тоже кое-что решил, спокойно сказал я, доставая сложенный лист. Вот».
Это было не завещание. Это было письмо.
«Я зачитаю, продолжил я. Я, в здравом уме и твёрдой памяти, заявляю, что мой
