**Личный дневник.**
Первые три месяца все было идеально.
Мы с женой Александр и Светлана Морозовы только что привезли нашего первенца, маленького Артема, в наш уютный дом в пригороде. Готовились тщательно: детскую покрасили в нежный салатовый, перечитали гору книг о воспитании, даже отвезли нашего любимого восточноевропейского волкодава, Барса, на курсы послушания.
Барсу было пять лет, мы взяли его из приюта. Он всегда был ласковым и преданным, никогда просто так не лаял и обожал Свету ходил за ней по пятам, как тень. Естественно, мы думали, что он станет идеальным другом для нашего малыша.
И днем так и было.
Барс лежал у кроватки, чуткий, но спокойный. Аккуратно тыкался носом в ножку Артема и скулил, если тот начинал капризничать. Но с наступлением ночи что-то менялось.
Началось рычание.
Впервые это случилось во вторник. Около двух ночи из радионяни донеслось низкое, угрожающее рычание. Сначала я подумал, что связь прервалась. Но когда пригляделся к экрану, увидел Барса он стоял у кроватки, ощетинившись, с прижатыми ушами и оскаленными зубами. Но не на ребенка.
На стену.
В дальний угол комнаты.
Я влетел в детскую. В комнате было тихо, только ровное дыхание Артема и непрекращающееся рычание Барса.
«Тихо, дружище, все в порядке», прошептал я, осторожно отводя его назад. Пес перестал рычать, но не сводил глаз с того же места.
Утром Света отмахнулась: «Наверное, ему что-то приснилось».
Но на следующую ночь все повторилось.
И еще раз.
К пятому разу рычание стало сильнее. Барс даже начал скрести стену лапой.
«Он что-то чувствует, сказала Света, и в голосе ее появилось напряжение. Животные замечают то, что нам не дано».
Я засмеялся, но смех вышел нервным. «Ты серьезно думаешь, что это потустороннее?»
Света промолчала.
Мы перепробовали все: ночевали в детской, ставили камеру, жгли лавандовое масло. Но поведение Барса не менялось. До двух ночи он лежал спокойно, а потом рычал, все в тот же угол.
А Артем?
Он начал просыпаться с криком.
На седьмую ночь я не выдержал.
«Это уже ни в какие ворота не лезет», пробормотал я, хватая фонарик. «Может, там сквозняк или мышь в стене».
Света прижимала к себе Артема, покачивая его, а он всхлипывал.
Я простучал стену, где рычал Барс. Звук был пустым. Заинтересовавшись, я снял вентиляционную решетку. Оттуда пахнуло сыростью.
И тут я увидел.
За решеткой был неровно заделанный кусок гипсокартона криво замазанный шпаклевкой. Я поддел его отверткой.
За ним оказался узкий проем между балками пространство, которое не должно было быть доступным.
Внутри лежала маленькая коробка.
Я осторожно вытащил ее.
«Что там?» спросила Света, крепче прижимая Артема.
Я сел на пол и открыл коробку.
Там были старые письма. Потемневший медальон. Пожелтевшая фотография женщины с младенцем. А под всем этим
Дневник.
Он был датирован 1982 годом. На первой странице стояло:
«Мне не поверят. Но что-то приходит через стену. Каждую ночь. Мой малыш плачет, и никто, кроме меня, этого не видит. Но пес видит. Пес всегда знает».
У меня задрожали руки.
Я перелистал страницы. Почерк становился неровным, отчаянным. Женщина писала о тени, которая появлялась в детской по ночам. О темной фигуре, склоняющейся над кроваткой исчезающей, если зажигали свет. Ее муж считал, что у нее галлюцинации. Врачи говорили, что это недосып.
Потом записи оборвались.
Последняя строка гласила:
«Если ты нашел это береги ребенка. Слушай пса».
Света побледнела.
«Мы не выдумываем, прошептала она. Здесь уже что-то происходило. В этой самой комнате».
И Барс знал. Все это время.
Он рычал не на Артема.
Он рычал, защищая его.
Света не спала всю ночь. Как и Барс.
Пока я перечитывал дневник, она сидела в гостиной, качая Артема, не решаясь вернуться в детскую. Барс не отходил от нее, вставая между ней и коридором, все мускулы напряжены.
«Я всегда думала, что в этом доме слишком тихо, пробормотала Света. Теперь я знаю почему».
Я вошел с последними страницами дневника в руках. «Она не сошла с ума, Свет. Все, что она описала, это то, что видели мы. Ее ребенок просыпался с криком, пес рычал на стену, тот же угол».
Света медленно моргнула. «Что с ними стало?»
«Нет никаких записей. Ни газетных статей, ни заявлений о пропаже. Кто бы ни жил здесь раньше они исчезли».
На следующий день я пригласил местного краеведа, тетю Любу, которая выросла в этих местах. Увидев дневник и фото, она ахнула.
«Это Елена Соколова, сказала она, широко раскрыв глаза. Она жила здесь в начале 80-х. Ее малыш Игорь был совсем крохой, когда она пропала. Говорили, что она сбежала. Оставила все».
«Но дневник говорит о другом», заметил я.
Тетя Люба кивнула. «Дом потом много раз продавали. Одни говорили, что он с привидениями. Другие просто уезжали тихо».
В ту ночь мы не вернулись в детскую. Переставили кроватку в нашу спальню. Барс свернулся у ног, настороженный, не смыкая глаз.
Но в 2:03 все повторилось.
Барс вскочил с рычанием.
Света села на кровати. «Ты слышал?»
Это был не только Барс. Радионяня, оставленная в детской, захрипела от помех. Потом шепот.
Я схватил ее, прислушиваясь.
Тихое поскрипывание. Затем будто что-то волочилось. Потом мягкий, ритмичный стук.
И голос. Еле слышный.
«Игорь»
Света вскрикнула.
Я выронил радионяню.
Барс зарычал громче, шагнув в коридор, ощетинившись. Он смотрел в темноту, будто там стояло что-
