Можно мне ваши остатки? Но, взглянув ему в глаза, она всё поняла
Был тихий понедельник, чуть позже семи вечера, в *Царском зале* одном из самых роскошных ресторанов на Тверской улице в Москве. Воздух был пропитан ароматом ароматной ухи, курицы в сливочном соусе, оливье и высоких бутылок крымского вина. В углу за столиком сидела одна Анастасия, в элегантном платье, сверкавшем под мягким светом люстр. На ней было золотое колье, часы с бриллиантами и туфли на каблуках, подчёркивающие её статус самой молодой миллиардерши, сделавшей себя сама. Но ни одна из этих дорогих вещей не могла скрыть пустоту в её сердце.
Анастасия была генеральным директором сети бутиков и ателье, раскинувшихся по всей Москве и за её пределами. Она построила свою империю с нуля, движимая предательством и болью. Много лет назад мужчины бросали её, когда у неё не было ничего, смеялись над её мечтами и оскорбляли. Она превратила эту боль в силу, поклявшись больше никогда не быть уязвимой. Теперь, имея славу и богатство, мужчины вернулись но не из-за любви. Они хотели её денег, её статуса, и каждый раз она проверяла их притворялась бедной и смотрела, как они уходят, раскрывая свои истинные намерения. Так что она оставалась одна.
В тот вечер Анастасия рассеянно смотрела на тарелку с гречневой кашей, курицей и салатом. Вино оставалось нетронутым. Она подняла вилку, собираясь сделать первый глоток, как вдруг её прервал тихий, дрожащий голос:
Можно мне то, что вы не доели, барышня?
Анастасия замерла, вилка застыла в воздухе. Она обернулась и увидела мужчину, стоящего на коленях у её стола. Ему было не больше тридцати пяти, но жизнь состарила его раньше времени. На груди у него, примотанные тряпкой, лежали двое крошечных младенцев их бледные личики говорили о недоедании. Мужчина был в рваных джинсах и засаленной майке, дрожал не от страха, а от изнеможения. Но в его глазах не было стыда только отчаянная любовь отца.
Малыши жадно смотрели на её еду. Вокруг продолжала звучать тихая музыка, звенела посуда, но его голос привлёк внимание. Охранник уже шагнул вперёд *Царский зал* был для богатых, а не для нищих. Но Анастасия подняла руку, молча приказав ему остановиться. Охранник замер, а она снова посмотрела на незнакомца.
В его лице она увидела что-то настоящее. Он просил не для себя для своих детей. Напряжение в его глазах, то, как он прикрывал их телом, любовь, сквозящая сквозь усталость всё это дало трещину в стенах, которые Анастасия годами возводила вокруг сердца. Она защищалась от боли, но теперь эти барьеры начали рушиться. Она увидела в нём своё отражение человека, который страдал, терял, но всё ещё умел любить.
Не говоря ни слова, она подвинула к нему свою полную тарелку.
Возьми, тихо сказала она.
Мужчина дрожащими руками взял её. Он усадил одного ребёнка себе на колени, другого поставил рядом, достал старую пластиковую ложку и начал кормить их, аккуратно поднося по кусочку. Ротики детей жадно открывались, и их лица озарялись счастьем радостью, которую Анастасия не видела уже много лет. Остатки еды он бережно завернул в потрёпанный пакет, словно это было сокровище, снова привязал малышей к груди и поднялся.
Он посмотрел Анастасии в глаза и сказал:
Спасибо.
Затем вышел сквозь стеклянные двери в ночь, не тронув вина и не попросив больше ничего. Анастасия сидела, словно парализованная, с бешено колотящимся сердцем. Внутри что-то шевельнулось тоска, связь, смысл, который она не чувствовала уже давно.
Не понимая, что ею движет, Анастасия встала, вышла из ресторана и пошла за ним. Она наблюдала, как он шёл по улице, прикрывая детей своим телом, пока не добрался до заброшенной автомастерской. Там он забрался в старую разбитую «Ладу», уложив малышей на тонкое одеяло на заднем сиденье. Он начал тихо напевать:
*Баю-баюшки-баю*
Дети успокоились, их головки склонились к его груди.
Анастасия стояла у машины со слезами на глазах. Она увидела любовь, которая стоила больше любого богатства преданность отца, чистую и непоколебимую. Она постучала в дверь, и мужчина вздрогнул.
Простите, сказала она, подняв ладонь. Я просто хотела узнать, как вы.
Вы проследили за мной? спокойно спросил он.
Да, тихо ответила Анастасия. Я видела, как вы кормите детей. Ничего подобного раньше не видела. Мне нужно было понять.
Он представился как Дмитрий, а детей назвал Артёмом и Степаном, им было восемь месяцев.
У меня был небольшой бизнес, объяснил он. Но неудачная сделка всё разрушила. Их мать ушла, когда стало тяжело, а родители отвернулись, потому что я не бросил её. Теперь остались только мы, выживаем как можем.
Он говорил без горечи, просто констатируя факты.
Можно подержать одного? дрогнувшим голосом попросила Анастасия.
Дмитрий колебался, но в итоге передал ей одного из малышей. Анастасия прижала его к себе, чувствуя его тепло и хрупкость. Слёзы накатили, когда она подумала, что могли сделать эти дети, чтобы заслужить такие страдания.
Я могу помочь, вдруг сказала она. Могу снять вам гостиницу, купить еду, всё что нужно.
Дмитрий мягко поднял руку.
Нет. Я не прошу денег. Мне нужно только одно отвести их к врачу. И чтобы хотя бы одну ночь у них было безопасно и тепло.
Анастасия онемела. Этот человек просил не выживания а достоинства. Покоя для своих детей. В её груди разлилась острая боль тоска по той любви, которую Дмитрий дарил им, по той, о которой она сама мечтала.
Спасибо, прошептала она, голос дрогнул. За то, что напомнили мне, что у меня ещё есть сердце.
Дмитрий снова запел колыбельную, а Анастасия смотрела на них, навсегда изменившаяся. В ту ночь она не могла уснуть. Образ Дмитрия, кормящего детей, преследовал её, его сила и стойкость отзывались в её мыс
