Все снимали умирающего мальчика, но только байкер попытался его спасти.
Старый мотогонщик начал делать мальчишке непрямой массаж сердца, пока остальные снимали на телефоны, слишком испуганные, чтобы помочь. Я наблюдала из машины, оцепенев, как этот мужчина за семьдесят, в потрёпанной кожаной куртке, давил на грудь подростка, а вокруг лишь щёлкали затворами камер.
Мать мальчика кричала, молила Бога, умоляла кого угодно, но двинулся только байкер. Кровь из его собственных ран капала на белую футболку парня, пока он считал толчки хриплым голосом, грубее щебня под колёсами.
Скорая приедет лишь через восемь минут. Губы мальчика уже посинели. И тогда байкер сделал то, чего я никогда не видела, то, что преследовало потом всех свидетелей.
Он запел.
Не инструкции по реанимации. Не молитвы. Он затянул «Очи чёрные» с надтреснутым акцентом, не прекращая давить на юную грудь, слёзы смешивая с седой бородой.
Вся парковка замерла, кроме его голоса и ритма толчков. Тридцать нажатий. Два вдоха. Тридцать нажатий. Два вдоха. *«Очи чёрные, очи страстные»*
Парня сбил пьяный водитель, когда тот шёл на смену в «Пятёрочку». Байкер подоспел первым, бросив свой «Урал», чтобы избежать столкновения. Пока другие звонили в «112» и держались подальше, он пополз по асфальту, дотянулся до мальчишки.
«Держись, сынок», повторял он между куплетами. «Мой внук твоего возраста. Держись сейчас». Но у него не получалось
Меня зовут Алиса Соколова, и я была одной из сорока семи человек, видевших, как Вячеслав «Косой» Петров спасал жизнь в тот день. Но больше того я видела, какую цену он заплатил за это чудо, о котором никто не говорит, перепощивая историю в соцсетях.
Я замечала его в городе годами. Трудно не обратить внимание на старого байкера с нарисованными васильками на шлеме и мотоциклом, ревущим, как гром. Продавцы напрягались, когда он парковался. Матери прижимали детей. Предубеждение срабатывало автоматически седая борода и косуха равнялись опасности в головах многих.
В тот вторник все предположения рухнули.
Я сидела в машине, листая телефон, когда услышала удар. Металл о мясо. Визг тормозов. А потом рёв «Урала», резко оборвавшийся, когда Косой бросил его на асфальт, искры посыпались из-под хромированных глушителей.
Парень Артём Новиков, как выяснилось позже был в форме «Пятёрочки», скорее всего, опаздывал на смену. Грузовик пьяницы отшвырнул его на шесть метров. Он упал, как сломанная кукла, конечности под неестественными углами, лужа крови под головой.
Все вышли из машин, образовав круг. Телефоны поднялись мгновенно. Но никто не тронул парня. Никто не знал, что делать. Его мать возникла из ниоткуда, роняя пакеты с покупками, яблоки покатились по парковке, когда она рухнула на колени рядом.
«Пожалуйста! кричала она. Кто-нибудь, помогите ему! Пожалуйста!»
Тогда Косой двинулся. Он истекал кровью от падения, левая рука висела плетью, раны просвечивали сквозь разорванную куртку. Но он дополз до Артёма без колебаний, нащупывая пульс дрожащими пальцами.
«Нет сердцебиения», объявил он, тут же начав массаж. «Кто-нибудь, считайте. Левая рука не работает».
Никто не шагнул помочь. Все только снимали.
Так что Косой считал сам, давил одной рукой и волей, вдыхал жизнь в эти неподвижные лёгкие, пока остальные стояли бесполезными статуями.
«Раз, два, три» Его голос был твёрд, несмотря на боль. Профессиональный. Будто он делал это раньше.
Позже я узнала так и было. Вячеслав Петров был военным врачом в Афгане. Спас семнадцать человек в одной засаде, получил медаль, о которой никогда не упоминал. Вернулся домой под свист, нашёл братство в мотоклубе, который понимал, что отняла у него война.
Но в тот день я видела лишь старого байкера, отказывающегося отпускать подростка в небытие.
Через четыре минуты вечность в реанимации Косой начал сдавать
