Все снимали умирающего мальчика, но только байкер попытался его спасти
Старый байкер начал делать мальчишке искусственное дыхание, пока остальные снимали на телефоны, слишком испуганные, чтобы помочь. Я наблюдала из машины, оцепенев, как этот мужчина за семьдесят, в потертой кожаной куртке, давил на грудь подростка, а вокруг лишь щелкали камерами.
Мать парня кричала, молила Бога, умоляла кого угодно но сдвинулся с места только байкер. Кровь с его собственных ран капала на белую футболку мальчика, пока он считал толчки хриплым голосом, грубее щебня под колесами.
Скорая приедет только через восемь минут. Губы парня посинели. И тут байкер сделал то, чего я никогда раньше не видела, то, что навсегда врезалось в память всем свидетелям.
Он запел.
Не команды для ИВЛ, не молитвы он затянул «Очи чёрные» сбивающимся голосом, не прекращая давить на грудь подростка, а слёзы смешивались с его седой бородой.
Вся парковка затихла, слышны были только его голос и ритмичные толчки. Тридцать нажатий. Два вдоха. Тридцать нажатий. Два вдоха. «*Очи чёрные, очи страстные*»
Парня сбил пьяный водитель, когда тот шёл на смену в «Пятёрочку». Байкер оказался первым, бросив свой «Урал», чтобы не врезаться в ту же машину. Пока остальные звонили в «112» и держались подальше, он пополз по асфальту к мальчишке.
«Держись, сынок», повторял он между куплетами. «Мой внук твоего возраста. Держись сейчас». Но у него не получалось
Меня зовут Марина Соколова, и я была одной из сорока семи человек, видевших, как Виктор «Косой» Петров спасал жизнь в тот день. Но больше всего я запомнила цену, которую он заплатил за это чудо, ту, о которой никто не говорит, перепощивая видео в соцсетях.
Я видела его в городе годами. Трудно не заметить старого байкера с нарисованными ромашками на шлеме и мотоциклом, ревущим, как гром. Владельцы лавок напрягались, когда он парковался. Матери оттягивали детей. Предрассудки срабатывали мгновенно седая борода и косуха в сознании многих означали опасность.
Но тот вторник опроверг все предположения.
Я сидела в машине, листая ленту, когда услышала удар. Металл о тело. Визг тормозов. А потом рёв «Урала», резко оборвавшийся, когда «Косой» бросил его на асфальт, искры полетели от царапающего землю хрома.
Парень позже я узнала, что его звали Артём Волков был в форме «Пятёрочки», вероятно, опаздывал на смену. Пьяный в «Газели» выбросил его на шесть метров. Он упал, как тряпичная кукла, конечности под неестественными углами, под головой расползалась лужа крови.
Люди высыпали из машин, образовав круг. Телефоны поднялись моментально. Но никто не тронул парня. Никто не знал, что делать. Его мать появилась будто из ниоткуда, выронив пакеты с покупками, яблоки покатились по парковке, пока она опускалась рядом.
«Пожалуйста! кричала она. Кто-нибудь, помогите ему!»
И тогда «Косой» шагнул вперёд. Он истекал кровью от падения, левая рука висела плетью, раны просвечивали сквозь рваную куртку. Но он дополз до Артёма без колебаний, нащупывая пульс дрожащими пальцами.
«Нет сердцебиения», объявил он, тут же начав непрямой массаж. «Пусть кто-нибудь считает. Моя левая рука не держит».
Никто не двинулся помочь. Все продолжали снимать.
Так что «Косой» считал сам, давил одной рукой и волей, вдувал жизнь в эти неподвижные лёгкие, пока мы стояли вокруг, бесполезные, как памятники.
«Раз, два, три» Его голос был твёрдым, несмотря на боль. Профессиональным. Как будто он делал это раньше.
Позже я узнала, что так и было. Виктор Петров служил военным врачом в Афганистане. Он спас семнадцать человек за одну засаду, получил медаль, о которой никогда не упоминал. Вернулся домой под свист и протесты, найдя братство в мотоклубе, где понимали, что отняла у него война.
Но в тот день я видела лишь старого байкера, отказавшегося позволить подростку умереть.
Через четыре минуты вечность в реанимации «Косой» начал сдавать. Его рабочая рука дрожала. Пот смешивался с кровью на лице. И тогда он запел «Очи чёрные» песню, которой научила его бабушка, ту, что он напевал, спасая жизни в афганских песках полвека назад.
«*Очи чёрные, очи страстные*»
Что-то в этом надтреснутом голосе пробудило толпу. Женщина в медицинской форме шагнула вперёд, сменив его, когда силы «Косого» иссякли. Рабочий встал рядом, готовый подхватить.
Мать сжала руку сына, подхватив песню, которой не знала.
«*Смерть
