Госпожа Гофман снова обратила взгляд к боковому окну

Госпожа Соколова снова повернула взгляд к боковому окну. Машина медленно скользила среди городских гудков, но внутри воцарилась тяжёлая тишина, будто перед бурей. Артём чувствовал, как каждая секунда растягивается, как струна, готовая лопнуть.

Артём, прошептала она после долгой паузы, двадцать лет я жила с тайной. И сегодня мне больше нечего скрывать.

Он не осмелился ответить. Пальцы его вцепились в руль, а в зеркале заднего вида горел её взгляд.

Помнишь, продолжила она, когда дети были маленькими? Ваня всё время плакал, а Маша пугалась, когда мой муж повышал голос. Ты был тем, кто брал их за руку, уводил на улицу, водил гулять в парк, чтобы они не слышали его криков.

Артём на мгновение закрыл глаза, и картина всплыла чётко: двое детей, прижавшихся на заднем сиденье, он, надевающий им наушники, тихо напевающий простую песенку лишь бы заглушить шум из дома.

А ты, Артём ты никогда не спрашивал. Не лез. Просто защищал их. Нёс свою душу, как стену между нами и им, когда он злился.

Госпожа подняла глаза, теперь влажные, к зеркалу.

Сколько раз я хотела сказать тебе спасибо. Но знала: если бы он узнал, тебе было бы хуже, чем мне.

Машина двигалась вперёд, но Артёму казалось, что дорога тянется бесконечно. Её слова били в грудь, одно за другим.

Я оставалась с ним, сказала она, ради детей. Ради состояния. Ради приличий. Но моё сердце моё сердце всегда было с тобой.

Руль дрогнул у него в руках. Он глубоко вдохнул. Все эти двадцать лет пронеслись перед глазами: её украдкой брошенный взгляд в зеркало, лёгкая улыбка, когда он приносил детям игрушки, её рука, однажды случайно коснувшаяся его руки и тут же отдёрнутая, будто обожжённая.

Ты не знаешь, Артём но я любила тебя. И люблю.

Эти слова прозвучали тихо, но заполнили всю машину. Он почувствовал, как перехватывает дыхание. Двадцать лет молчания, смирения, холодной вежливости всё рассыпалось в одно мгновение.

Он припарковался на обочине, двигатель ещё работал. Медленно повернул голову. Их взгляды встретились в зеркале.

Госпожа начал он, но голос сорвался. Я никогда не смел

Знаю, Артём. Знаю, кто ты. Знаю, сколько ты отдал. И именно поэтому я больше не хочу молчать.

Она протянула руку и слегка коснулась спинки его сиденья. Это был не романтичный жест, а жест благодарности, освобождения.

Дети выросли. Мне больше незачем жить во лжи. И если весь мир будет кидать в меня камни, мне всё равно.

Артём чувствовал, как сердце колотится, как барабан. Он хотел сказать, сколько ночей мечтал об этом моменте, как хотел быть для неё больше, чем просто водителем. Но слова не шли.

Артём снова произнесла она, моя жизнь только начинается. И если ты будешь рядом, у меня хватит смелости идти дальше.

Позади них город продолжал гудеть, спешащие люди проходили мимо, машины толпились в пробке. Но в этой маленькой машине время остановилось.

Он протянул руку, колеблясь, и коснулся её пальцев. Впервые за двадцать лет он осмелился разрушить преграду.

Она ответила дрожащей улыбкой. Улыбкой, которая сказала больше любых слов.

И тогда Артём понял: он больше не просто водитель. Не тень. Он был человеком, который, сам того не зная, спас целую семью, и теперь он был тем, кого она выбрала.

Дорога расстилалась впереди, длинная и неизвестная. Но впервые в жизни Артём не боялся идти по ней.

Rate article
Госпожа Гофман снова обратила взгляд к боковому окну