Я знаю, что они мои дети, пробормотал он, не поднимая глаз. Но не могу объяснить, почему между нами нет этой связи.
Ну посмотри же на неё! Какое счастье! воскликнула я, прижимая к груди тёплый комочек нашей новорождённой дочки. Анечка лежала в пуховом одеяле, свернувшись калачиком, и тихонько сопела. Я не могла оторвать от неё взгляда. В этот момент весь мир для меня сжался до одного крошечного личика, одного дыхания, одной мысли: «Она моя. Теперь мы семья».
Рядом стоял Серёжа. Он смотрел на ребёнка, но в его глазах читалась не только нежность, а ещё что-то странное. Что-то неуловимое, почти испуганное. Он протянул руку, осторожно коснулся пальцем щёчки малышки.
Вылитая ты, прошептал он. Но в голосе не было того безудержного счастья, которого я ждала. Не было того восторга, который должен был переполнять его. Тогда я не придала этому значения. Ну и что, что похожа на меня? Главное мы стали родителями, дочка здорова, и теперь нас трое.
Но годы шли, и когда родилась вторая дочь Дашенька, я наконец заметила то, на что раньше закрывала глаза. Обе девочки были как две капли воды похожи друг на друга. Их большие карие глаза, аккуратный носик, густые тёмные волосы всё это словно сошло с фотографий моего отца. Ни одной черты Серёжи в них не было. Ни его голубых глаз, ни ямочек на щеках, ни даже его улыбки. И это стало проблемой. Большой и мучительной.
Я сидела на кухне, бесцедно размешивая остывший чай. За спиной тихо посапывали спящие девочки, а напротив, с каким-то странным выражением лица, сидела свёкровь Галина Петровна. Она «просто зашла на минут», как всегда говорила. Но я знала: у неё не бывает «просто» заходов. Особенно в последнее время, когда между нами повисло столько недоговорённостей и лёгкого холодка.
Оленька, начала она, подбирая слова так осторожно, будто боялась разбить хрустальную вазу, девочки, конечно, прелесть. Но ты уверена, что они от Серёжи? Уж больно в твоего отца вылитые. Прямо копии! Не находишь?
Ложка звякнула о блюдце. Я замерла. Эти слова я уже слышала в шутках, в намёках, в перешёптываниях за спиной. Но от неё, от женщины, которая называла меня «доченькой», это прозвучало как нож в спину.
Галина Петровна, что вы такое говорите? голос дрожал. Конечно, они от Серёжи! Вы же сами всё знаете! Мы их ждали, он был в роддоме! Как можно сомневаться?
Она лишь пожала плечами, будто говоря: «Мало ли что бывает». И в этом жесте читалась полная уверенность, что её сомнения имеют право на жизнь. Но самое страшное было не в её словах. Самое страшное что и муж начал отдаляться от детей.
Серёж, ты опять не забрал Аню из садика? спросила я, когда он вернулся домой затемно. Аня уже спала, Даша дремала на диване. А я, вымотанная после смены, уборки и бесконечных переживаний, еле держалась на ногах.
Забыл, он равнодушно бросил куртку на стул. Работы много.
Тебе всегда некогда, сорвалось у меня. Когда ты в последний раз играл с Дашей? Или хотя бы сказку Ане почитал?
Он молчал. Долго. А потом выдавил из себя:
Не тянет меня к ним, Оль. Не знаю почему. Они будто чужие. Я пытаюсь, но не чувствую, что они мои.
Слёзы подступили к горлу. Как можно так говорить о своих детях? О тех самых, которых он так ждал? Но потом я поняла он говорил искренне. Серёжа действительно мечтал о дочке, похожей на него. Хотел видеть в ней свои черты, своё отражение. А получил двух девочек, которые были копией моего отца.
Я полезла в интернет, читала про гены, доминантные признаки. Оказалось, такое бывает ребёнок может быть вылитым в деда. У моего отца сильные гены карие глаза, тёмные волосы. Но как объяснить это Серёже и его родне, если они уже всё решили?
Предложила сделать тест ДНК. Не потому, что сомневалась, а чтобы раз и навсегда закрыть вопрос. Но он отказался.
Я знаю, что они мои, сказал он, глядя в пол. Просто не чувствую связи.
А ты пробовал? чуть не крикнула я. Пробовал быть с ними, играть, обнимать? Или ждёшь, что они сами в тебя влюбятся?
Он молчал. А в этом молчании рушилась наша семья.
Ещё хуже было с его роднёй. Свёкровь и золовка вели себя так, будто Аня и Даша не их кровь. Приходили редко, а если приходили только и говорили, что девочки «не в Серёжу». Однажды золовка Лена со смехом бросила:
Оль, ты точно не от деда их родила?
Я не выдержала:
Лена, это не шутка. Это мои дети, и они от твоего брата. Если не нравится дверь там.
Обиделась, конечно. Но что мне оставалось? Я одна тянула двоих, пока Серёжа «не чувствовал связи», а его родня только подливала масла в огонь.
Однажды вечером, когда девочки уснули, я решила поговорить. Так дальше нельзя было.
Серёж, начала я тихо, я знаю, что тебе тяжело. Я тоже мечтала, что они будут похожи на тебя. Но это наши дети. Они не виноваты. Мне больно смотреть, как ты от них отдаляешься.
Он вздохнул:
Я себя за это ненавижу. Но когда я на них смотрю вижу твоего отца. И чувствую себя лишним.
Я взяла его за руку:
Ты не лишний. Ты их папа. Они тебя любят, даже если ты этого не видишь. Аня спрашивает, почему папа с ней не играет. Даша тянется к тебе, а ты отворачиваешься. Они всё чувствуют.
Он опустил голову. Видно было, как ему тяжело. Тогда я предложила:
Давай попробуем с малого. Просто будь с ними. Не думай, на кого они похожи. Они твои.
Прошло несколько месяцев. Серёжа начал меняться. Медленно, не сразу, но старался. По выходным забирал Аню из сада, учил Дашу лепить из пластилина, читал им сказки перед сном. Я видела, как девочки к нему потянулись. Аня теперь хвастается в садике: «Папа мне домик из кубиков построил!» Даша, которая раньше плакала, если я оставляла её с ним, теперь бе
