Тень Цыгана на белом снегу
Морозный январский воздух, пропитанный запахом новогодних свечей и горечью маминых слёз, казался вечным. Последние дни в городе промелькнули, как размытый кадр. Алина так теперь звали девочку даже не попала на школьный утренник. Мама, сквозь слёзы, дошивала ей костюм Снегурочки, расшивая синее платье блёстками, что сверкали, как настоящий лёд. Но праздника не случилось. Вместо него долгая дорога на поезде, бескрайние заснеженные поля за окном, похожие на огромное стёганое одеяло, и тяжёлый камень тоски в груди.
Папа Он просто исчез. Не навсегда, нет. Он растворился, словно его и не было. А потом пришла бабушка, его мать, с лицом, острым, как топор. Её слова врезались в память Алины навсегда, чёткие, как удар: «Терпели тебя только ради сына. Каждому своё. Возвращайся-ка в свою деревню. Алименты он платить будет, а больше ни шагу».
И вот они на заснеженной деревенской улице перед покосившимся, но тёплым бабушкиным домом. Разгружали скудные вещи под пристальными взглядами соседей. Те вышли, как на спектакль. Одни смотрели с кислым сочувствием, другие с едва скрываемым злорадством. А когда-то, помнила Алина со слов мамы, эти же люди заискивали перед «городской», удачно вышедшей замуж. Теперь они видели лишь изгнанницу.
Учёба началась мгновенно. Новая школа встретила её ледяным молчанием. Она была чужой. Белая ворона в нарядном платье, с бантами, которые теперь казались глупыми. Девочки, стайкой воронья, тут же набросились на новенькую.
Гляньте, куколка! раздался чей-то визгливый смех. Ноги-то, ноги! Тонкие, как спички!
Алина сжалась, стараясь стать невидимой, но их взгляды жгли её насквозь.
После уроков стало ещё хуже. Чистый снег, который утром казался таким красивым, превратился в оружие. Плотные, слепленные со злостью снежки летели в неё со всех сторон. Каждый удар был точен, от него перехватывало дыхание. Она упала на колени, закрывая голову руками, готовая исчезнуть.
И вдруг визг сменился криками испуга.
Давай, городская! Бей их! раздался над ней звонкий, озорной голос.
Она подняла заплаканное лицо. Перед ней, прикрывая от снежков, стоял мальчишка. Он ловко, почти не глядя, лепил и кидал снежки с такой яростью, что обидчики разбежались.
Бежим! Это же Цыган! пронеслось по улице.
Он обернулся к ней. Да, он и правда был похож на цыганёнка: смуглый, с чёрными кудрями, выбивающимися из-под старой шапки, и глазами, в которых плясали искорки. Он стоял, руки в боки, с дерзким взглядом, но улыбка его была доброй.
Ты та самая, из города? Я Максим. Ну, Макс. Хватит реветь. С этого дня ты под моей защитой. Никто тебя не тронет.
Последние слова он сказал с торжественностью, явно где-то их подсмотрев, и тут же смутился, покраснев под смуглой кожей.
Так началась их дружба. Макс, конечно, не был цыганом. Просто прозвище прилипло за внешность. Они оказались похожи: оба зачитывались книгами из старой сельской библиотеки. Макс уже тогда перечитал всего Толстого и Чехова. Их общей страстью стали путешествия. Они сидели на пригорке над Волгой, следили за теплоходами и мечтали: он объехать весь мир, она спеть на большой сцене.
Шли годы. Детская дружба переросла во что-то большее. Отец купил Максу мотоцикл, и это стало их свободой. Они носились по просёлкам, ветер выл в ушах, и она, обняв его за спину, кричала от счастья. Они ездили на озёра, в лес, просто «на край света», как они это называли.
Алинка, ты сегодня ну просто глаз не отвести, говорил он, глядя в сторону, но украдкой ловя её взгляд. Только около этих городских меньше вертись. К тебе, как мухи на мёд.
Макс, ревнуешь? смеялась она, и сердце её пело.
А как было не ревновать? Из гадкого утёнка она превращалась в лебедя. В ней раскрылся сильный, бархатный голос. Ни один концерт в сельском клубе не обходился без неё. Она победила на областном конкурсе. А он оставался всё тем же «цыганом» Максом, который рядом с ней чувствовал себя неуклюжим.
Наступил знойный июнь. Экзамены сданы. Оставалось получить аттестаты и вперёд, в город. В этот день у Алины была репетиция, а Макса попросили съездить в райцентр за лекарством. Он никогда никому не отказывал.
Когда он возвращался, начался ливень. Небо раскололось молниями, дождь хлестал так, что ничего не было видно.
Алина заканчивала песню, но внутри всё сжалось от ужаса. Что-то было не так.
И тут дверь распахнулась. На пороге, мокрая, рыдая, стояла их одноклассница.
Макс Алинка, он она захлёбывалась слезами. Ливень мотоцикл фура
Мир рухнул. Звуки пропали. Остался только вой, который издавала она сама, но не слышала.
Выпускного не было. Было чёрное платье, гроб и тишина. Она больше не пела. Голос умер вместе с ним.
Каждый вечер она приходила к нему. Кладбище стало их «местом». Там, под шелест листьев или хруст снега, она говорила с ним. Рассказывала о дне, о маме, о том, как ему не хватает.
Годы прошли. Она стала журналистом, потом главным редактором. Была карьера, уважение, деньги. Но внутри пустота.
Однажды она спросила у матери, седой и уставшей:
Мам, почему время не лечит? Он всё так же со мной.
Мать посмотрела на неё с грустью:
Дочка, может, это ты не отпускаешь его?
После долгой зимы пришла весна. Алина шла с работы и услышала крик:
Цыган, давай сюда!
Сердце остановилось. Она медленно обернулась. На площадке играли в футбол. В центре смуглый мальчишка лет одиннадцати. Он ловко вёл мяч и забил.
Она пришла на следующий день. И ещё. Узнала, что рядом детский дом
