Игнат, оскорблённый поступком матери, выбрал жизнь вдали от неё.
Ты меня совсем не ценишь! крик свекрови, словно зловещий ветер, прокатился по телефонной линии, оглушив Дашу своим яростным негодованием.
Даша глубоко вздохнула, ощущая тяжёлый груз требований женщины, чей голос звучал властно, как указ царя. Она вспомнила тот миг перед свадьбой, когда казалось, будто сама нечистая сила решила влезть в её судьбу. Мать жениха, женщина с ледяным взглядом и твёрдыми, как камень, убеждениями, заболела простудой, но вела себя так, будто подхватила чуму, способную уничтожить всё на своём пути.
Звонок раздался на рассвете, когда до начала торжества оставались считанные часы. Удивление быстро сменилось досадой эта весть была нелепой, словно снег в июле. Свекровь настаивала на переносе свадьбы.
Какой ещё перенос?! Всё уже готово: ресторан, гости Мои родители приехали из Екатеринбурга специально для этого! возмутилась Даша.
Игнат молча слушал, зная, что теперь ему предстоит битва с матерью, перед которой никто никогда не смел перечить. Но сегодня он решил дать отпор.
Мама, простуда не повод для паники. Мы не можем отменить свадьбу из-за такой ерунды.
Его голос прозвучал твёрдо, впервые за всю жизнь. Мать замерла, словно услышала не сына, а незнакомца. В трубке раздалось что-то похожее на сдавленный стон будто она пыталась проглотить слёзы ярости.
Ладно, раз вам плевать на моё состояние Но запомните: если что-то случится виноваты будете вы!
Резкий гудок оборвал разговор. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь нервным постукиванием Дашиных ногтей по подоконнику.
Рука свекрови дрожала, сжимая телефон, пальцы лихорадочно листали контакты. Сердце колотилось, но мысль была ясна: они не смеют радоваться, пока она «страдает».
Алло, Галя? Это я. Слушай, свадьбу переносим. Я заболела, всё серьёзно. Да, Игнат согласен, он же беспокоится.
Тишина. Затем сочувствующий шёпот:
Ой, бедняжка! Конечно, поправляйся скорее!
Свекровь выдохнула. Врать было тяжело, но иначе нельзя.
Следующий звонок:
Люда, привет. Да, вот так вышло Свадьбу откладываем. Я в ужасном состоянии, врачи строго-настрого запретили.
Ой, как жаль! Держись, родная! голос на том конце дрожал от жалости.
Звонки сыпались один за другим, как осенние листья. Каждый раз одна и та же ложь, каждый раз притворные вздохи и фальшивые соболезнования. Лишь где-то в глубине души матери Игната шевелился червячок сомнения: «А может, я перегнула?»
Закончив, она опустилась на диван, измотанная собственной же игрой. Телефон дрожал в руке, словно живой. По щекам поползли слёзы настоящие, горькие.
Вечером, когда гости должны были собраться, в зале оказались лишь подруги Даши, пара коллег Игната и дальние родственники, которых свекровь не успела предупредить. Остальные исчезли. Будто их и не было.
Даша почувствовала, как земля уходит из-под ног. Затем волна гнева, густая, как смола.
Но праздник всё равно удался. Люди смеялись, танцевали, будто злая магия рассеялась.
А свекровь сидела в пустой квартире, плакала и шептала проклятия в потолок.
«Для них я пустое место. Разве трудно проявить хоть каплю сочувствия?»
Родня Игната, узнав правду, почувствовала себя обманутой. Кто-то возмущался, кто-то молчал, боясь ссоры.
Игнат, оскорблённый до глубины души, уехал с Дашей в Питер подальше от матери и её игр.
