Мой пасынок бросил вызов поговорке: только родные матери достойны первого ряда!
Когда я вышла замуж за моего мужа, Родиону было всего шесть лет. Его мать ушла, когда ему было четыре без звонков, без писем, просто тихо исчезла холодной февральской ночью. Мой муж, Дмитрий, был сломлен. Мы познакомились через год, оба пытаясь собрать осколки своих жизней. Когда мы поженились, это касалось не только нас двоих. Это касалось и Родиона.
Я не родила его, но с того момента, как переехала в наш домик со скрипучими ступенями и постерами футболистов на стенах, я стала его. Да, мачехой но также его будильником, тем, кто мазал ему хлеб вареньем, помощницей в школьных проектах и водителем в два часа ночи, когда у него подскакивала температура. Я сидела на всех школьных спектаклях и кричала до хрипоты на футбольных матчах. Не спала ночами, помогая ему учиться, и держала за руку после первой любовной неудачи.
Я никогда не пыталась заменить его мать. Но делала всё, чтобы он мог мне доверять.
Когда Дмитрий внезапно умер от инсульта перед самым шестнадцатилетием Родиона, я была раздавлена. Потеряла спутника жизни, лучшего друга. Но даже сквозь боль я знала одно точно:
Я никуда не уйду.
С этого момента я одна растила Родиона. Без кровных уз. Без семейного наследства. Только любовь. И верность.
Я видела, как он стал замечательным мужчиной. Была рядом, когда он получил письмо о зачислении в университет он вбежал на кухню, размахивая им, словно золотым билетом. Я оплатила вступительные взносы, помогала собирать вещи и рыдала, когда мы обнялись в прощании у его общежития. Видела, как он получил диплом с отличием, и те же слёзы гордости катились по моим щекам.
Поэтому, когда он сказал, что женится на девушке по имени Анастасия, я была счастлива за него. Он выглядел таким радостным легче, чем я видела его давно.
«Мама, сказал он (да, он называл меня мамой), я хочу, чтобы ты была везде. На выборе платья, на репетиционном ужине, на всём».
Я не ждала, что окажусь в центре внимания. Была рада просто участвовать.
В день свадьбы я пришла рано. Не хотела мешать просто поддержать своего мальчика. На мне было светло-голубое платье, цвет, который он когда-то назвал «цветом дома». В сумочке лежала маленькая бархатная коробочка.
Внутри запонки с гравировкой: «Мальчик, которого я вырастила. Мужчина, которым я любуюсь».
Они стоили недорого, но несли в себе всё моё сердце.
В зале было суетливо: флористы бегали туда-сюда, квартет настраивал инструменты, организатор нервно сверялся со списком.
И тут ко мне подошла она Анастасия.
Она была прекрасна. Элегантна. Безупречна. Платье словно создали специально для неё. Она улыбнулась, но улыбка не дошла до глаз.
«Зравствуйте, мягко сказала она. Как я рада, что вы пришли».
Я улыбнулась в ответ. «Я бы ни за что не пропустила».
Она замешкалась. Взгляд скользнул к моим рукам, затем снова к лицу.
«Просто предупреждение, добавила она. Первый ряд только для родных матерей. Надеюсь, вы поймёте».
Слова не сразу дошли до меня. Я подумала, может, это семейная традиция или вопрос рассадки. Но потом я увидела холод в улыбке, вежливость, за которой скрывался расчёт. Она сказала именно то, что хотела.
Только родные матери.
Почва ушла из-под ног.
Организатор посмотрела на нас она слышала. Одна из подруг невесты беспокойно заёрзала. Никто не проронил ни слова.
Я сглотнула. «Конечно, ответила, через силу улыбаясь. Я понимаю».
Я прошла в последний ряд часовни. Колени чуть дрожали. Села, сжимая коробочку с подарком, будто она могла удержать меня от падения.
Зазвучала музыка. Гости обернулись. Начался свадебный кортеж. Все выглядели так счастливо.
И вот в проходе появился Родион.
Он был так прекрасен взрослый, в тёмно-синем костюме, спокойный и собранный. Но, проходя, он оглядывал ряды. Его взгляд метнулся влево, вправо и наконец нашёл меня в самом конце.
Он остановился.
Лицо исказилось от недоумения. Потом осознания. Он посмотрел вперёд, где мать Анастасии сидела рядом с отцом, гордая и с платком в руках.
А затем развернулся и пошёл назад.
Сначала я подумала, он что-то забыл.
Но потом увидела, как он шепчет своему шаферу, и тот сразу направляется ко мне.
«Анна Михайловна? тихо сказал он. Родион просил проводить вас вперёд».
«Я что? пробормотала я, сжимая запонки. Нет, всё в порядке, я не хочу мешать».
«Он настаивает».
Я медленно поднялась, чувствуя, как горят щёки. Все глаза были устремлены на меня, пока я шла к первому ряду.
Анастасия обернулась. Её выражение было не прочесть.
Родион подошёл к нам. Взглянул на невесту, голос твёрдый, но мягкий.
«Она будет сидеть в первом ряду, сказал он. Иначе свадьбы не будет».
Анастасия моргнула. «Но, Родион, мы же договаривались»
Он аккуратно пресёк её. «Ты сказала, первый ряд для настоящих матерей. И ты права. Именно поэтому она должна быть там».
Он повернулся к гостям, голос разнёсся по залу:
«Эта женщина вырастила меня. Держала за руку, когда мне снились кошмары. Помогла мне стать тем, кто я есть. Она моя мать, даже если не родила меня».
Потом посмотрел на меня и добавил:
«Она та, кто остался».
Тишина повисла, казалось, навечно.
А потом кто-то начал аплодировать. Сначала робко. Потом громче. Некоторые встали. Организатор украдкой вытерла глаза.
Анастасия выглядела ошеломлённой. Но ничего не сказала. Лишь кивнула.
Я взяла Родиона за руку, слёзы застилали взгляд. Он подвёл меня к первому ряду, и я села рядом с матерью невесты.
Та не взглянула на меня. Но это не имело значения. Я была здесь не ради неё.
Церемония продолжилась. Родион и Анастасия обменялись кольцами, и когда они поцеловались, зал взорвался овациями. Свадьба была прекраснойПозже, на танцах, Анастасия неожиданно подошла ко мне, обняла и прошептала: “Простите, мама Родиона, я поняла свою ошибку,” и в тот момент я почувствовала, что наша семья стала по-настоящему цельной.
