В шесть лет я осталась сиротой, когда мама рожала младшую сестрёнку.
До сих пор помню тот день. Нас уже было две девочки, а мама ждала третью. Как сейчас слышу её крики, вижу соседок, толпившихся в доме, плачущих Потом вдруг стало тихо.
Почему не вызвали врача? Почему не повезли в больницу? То ли деревня была далеко, то ли дороги размыло теперь уже не знаю. Но причина, наверное, была. Мама умерла в родах, оставив нас с крохотной новорождённой Оленькой.
Отец, убитый горем, был одинок вся его родня осталась на юге, помочь было некому. Соседки шептали: «Жениться надо, Иван, кто же детей поднимет?» Не прошло и недели после похорон, как он уже засватал невесту.
Советовали ему учительницу добрую, говорили, душой. Отец послушался. Пришёл к ней, предложил руку и она согласилась. Может, он ей приглянулся? Молодой, статный, с тёмными, почти цыганскими глазами кому не понравится?
Как бы там ни было, однажды вечером он привёл её к нам.
Вот, детки, новая мать вам будет!
В груди у меня сжалось. В доме ещё пахло мамиными духами, мы ходили в платьях, которые она сама ткала и стирала, а он уже вёл другую. Теперь-то я его понимаю, но тогда возненавидела обоих. Не знаю, что эта женщина ему нашептала, но вошла она, держа отца под руку.
Оба чуть под хмельком, а она говорит:
Назовите меня мамой и останусь.
Я шепнула сестрёнке:
Не мама она наша. Мама умерла. Не зови!
Малютка скулила, а я, как старшая, заявила:
Нет, не будем тебя звать! Ты чужая!
Вот нахальство! фыркнула та. Ну и оставайтесь сами!
Учительница хлопнула дверью, отец метнулся за ней, но на пороге остановился. Постоял, опустив голову, потом вернулся, обнял нас и разрыдался. Мы плакали вместе с ним даже Оленька в пелёнках тянула ручонки. Мы оплакивали маму, он жену, но в наших слезах было больше горя. Сиротние слёзы везде одинаковы, а тоска по матери не знает языка. Больше я отца плачущим не видела.
Он пробыл с нами ещё две недели. Работал в лесничестве, бригада уходила в тайгу. Выбора не было других заработков в деревне не находилось. Договорился с соседкой, оставил ей денег на еду, Оленьку определил к другой и ушёл на промысел.
Так мы остались одни. Соседка заходила, стряпала, печку топила да и шла по своим делам. А мы целыми днями сидели в пустом доме: холод, голод, страх.
Деревня судачила как помочь сиротам? Нужна была женщина, которая спасёт семью. Не простая, а особенная, чтобы чужих детей, как своих, приняла. Да где такую сыщешь?
Поговаривали, что у тётки Матрёшкиной есть дальняя родственница Зинаида. Оставленная мужем: детей Бог не дал, то ли были да не выжили кто их разберёт. Написали письмо, адрес разузнали вот её и вызвали.
Отец ещё в тайге был, когда Зинаида приехала. Вошла так тихо, что мы и не слышали. Проснулась я от шагов в избе. Кто-то ходил, как мама раньше, посудя звенел, а запах-то какой! Оладушки жарились!
Подглядывали мы в щёлочку. Зинаида спокойно делала дела: посуду мыла, пол подметала. Потом услышала, что мы проснулись.
Идите, беляночки, завтракать!
Смешно было, что она нас так назвала. Мы и правда были светловолосые, с мамиными голубыми глазами.
Осмелели, вышли.
Садитесь! Угощала она нас, и уже после первых оладушков мы ей поверили.
Зовите меня тётя Зина.
Потом она нас выкупала, белье постирала и ушла. Наутро ждали: вернётся? Вернулась! Изба в её руках преобразилась. Чистота, как при маме. Три недели так прошло, отец в лесу. Тётя Зина заботилась, но не баловала словно боялась, чтоб мы к ней не привязались. Особенно Варенька к ней льнула трёхлетняя совсем. Я же держалась осторожнее. Зинаида была строгой, редко улыбалась. Мама наша пела, плясала, отца «Ванюшей» звала.
Как отец-то ваш? спросила однажды. Вернётся может, и прогонит меня?
Расписала я его так, что чуть всё не испортила!
Он хороший! Спокойный! Выпьет и сразу спать!
Зинаида нахмурилась:
Часто пьёт?
Да! брякнула Варя, а я её толкаю:
Только по праздникам!
Тётя Зина в тот вечер ушла задумчивая. А отец вернулся ночью. Осмотрелся:
Думал, пропадаете, а вы тут, как княжны, живёте.
Рассказали мы про Зинаиду. Он задумался, потом сказал:
Ну что ж, посмотрим на эту новую хозяюшку. Какая она?
Красивая! Варя тут же сказала. И оладьи печёт, и сказки рассказывает.
Теперь, вспоминая, улыбаюсь. Красотой Зинаида не блистала худенькая, невзрачная. Но дети чувствуют настоящую красоту.
Отец рассмеялся, принарядился и пошёл к тётке Матрёне.
На следующий день он привёл Зинаиду. Разбудил нас рано, привёл её а та в избу словно боялась войти.
Я шепнула Варе:
Давай назовём её мамой?
И вразнёс закричали:
Мама! Мама пришла!
Потом с отцом они забрали Олю. Для неё Зинаида и правда стала матерью холила её, как родную. Оля маму не помнила. Варя забыла. Я да отец помнили. Как-то услышала, как он перед маминой фотографией прошептал:
Зачем ты так рано ушла? Забрала мою радость с собой
Позже я уехала из дома. После четвёртого класса в интернат, деревня школы большой не имела. После седьмого в техникум. Всё рвалась на волю но почему? Зинаида меня ни словом, ни делом не обижала, растила, как дочь, а я отстранялась. Неблагодарная, наверное.
Стала акушеркой и неспроста. Маму вернуть не могу, но другим помочь в силах
