**Дневник. Мой предел терпения исчерпан: Почему дочь моей жены больше никогда не переступит порог нашего дома**
Я, Павел, человек, который два года выносил невыносимое, пытаясь хоть как-то наладить отношения с дочерью моей жены от первого брака, наконец достиг своего предела. Этим летом она перешла все границы, и моё терпение, которое я так отчаянно сохранял, рассыпалось в прах под напором ярости и горя. Я готов рассказать эту душераздирающую историю, пропитанную предательством и болью, которая закончилась тем, что ей навсегда запретили ступать в наш дом.
Когда я встретил свою жену Елену, она несла на себе груз разрушенного прошлого неудачного брака и девятнадцатилетней дочери по имени Светлана. Развод случился двенадцать лет назад. Наша любовь вспыхнула как пожар: стремительный роман, который привёл нас к свадьбе с головокружительной скоростью. В первый год нашей совместной жизни я даже не пытался сблизиться с её дочерью. Зачем мне было врываться в мир подростка, который с первой встречи смотрел на меня как на вора, укравшего её жизнь?
Ненависть Светланы была очевидна. Её бабушка с дедом и отец усердно внушали ей, что новая семья матери конец её царствованию, той безраздельной любви и достатку, которые раньше принадлежали только ей. И они были отчасти правы. После свадьбы я устроил Елене жаркий разговор, где мои эмоции вырвались наружу. Я был в ярости она тратила почти всю зарплату на прихоти Светланы. У Елены была хорошая работа, она исправно платила алименты, но шла ещё дальше, покупая дочери всё подряд: последние модели телефонов, дорогую одежду, оставляя нас с грошами. Наш дом, скромная квартира на окраине Москвы, жил на то, что оставалось.
После ссор, которые сотрясали стены, мы достигли хрупкого соглашения. Деньги для Светланы сократили до минимума алименты, подарки на Новый год, редкие поездки. Но безумные траты, казалось, наконец прекратились. По крайней мере, я так думал.
Всё рухнуло, когда родился наш сын, маленький Артём. Во мне зажёгся огонёк надежды мне грезилось, что дети подружатся, будут расти как брат и сестра, наполняя дом смехом и теплыми воспоминаниями. Но в глубине души я знал: этому не бывать. Разница в возрасте была огромной двадцать лет, и Светлана возненавидела Артёма с первого его крика. Для неё он был живым укором, доказательством, что любовь и деньги матери теперь делятся. Я умолял Елену открыть глаза, но она упорно верила в идеал дружной семьи. Говорила, что это важно, что оба ребёнка для неё равны, что она любит их одинаково. В конце концов я сдался. Когда Артёму исполнилось полтора года, Светлана стала наведываться в наш тихий дом под Санкт-Петербургом якобы «поиграть с братиком».
С тех пор мне пришлось с ней контактировать. Нельзя же делать вид, что её нет! Но ни капли тепла между нами не было. Светлана, подогреваемая ядом отца и бабушки, встречала меня ледяным взглядом. Её глаза прожигали меня насквозь, каждый взгляд обвинял в том, что я узурпатор, укравший её мать и её мир.
Потом начались мелкие пакости. Она «случайно» опрокидывала мой одеколон, оставляя после себя осколки и едкий запах. Она «забывала» и сыпала в мой суп горсть соли, превращая его в несъедобную бурду. Однажды она вытерла грязные руки о мой любимый кожаный пиджак, висевший в прихожей, с усмешкой на губах. Я жаловался Елене, но она отмахивалась: «Павел, это мелочи, не раздувай из мухи слона».
Последней каплей стало этим летом. Елена привезла Светлану к нам на неделю, пока её отец отдыхал в Сочи. Мы жили в нашем доме под Казанью, и вскоре я заметил, что Артём стал беспокойным. Мой весёлый, спокойный малыш начал капризничать, плакал по любому поводу. Я списывал это на жару, может, зубы резались пока не увидел кошмар своими глазами.
Однажды вечером я тихо зашёл в комнату Артёма и оцепенел. Светлана стояла рядом, исподтишка щипая его за ножки. Он хныкал, а она смотрела на него с жестокой ухмылкой, изображая невинность. Всё вдруг встало на свои места те синяки, что я замечал раньше, списывая на активные игры. Теперь было ясно: это она. Её злые руки причиняли боль моему сыну.
Меня накрыла волна ярости, такая сильная, что я еле сдержался. Светлане почти двадцать один она не ребёнок, не понимающий последствий. Я закричал на неё так, что стены задрожали. Но вместо извинений она плюнула мне в лицо, крича, что хочет нашей смерти. Тогда, говорила она, мать и её деньги наконец вернутся к ней. Не знаю, как удержался и не ударил её возможно, потому что прижимал к себе Артёма, успокаивая его рыдания, пропитавшие мою рубашку.
Елены не было дома она ушла за продуктами. Когда она вернулась, я рассказал ей всё, сердце колотилось как бешеное. Но Светлана, как и ожидалось, разыграла спектакль, клянясь, что невиновна. Елена проглотила её ложь, обвинив меня в преувеличении, говорила, что гнев ослепил меня. Я не спорил. Просто поставил ультиматум: это её последний визит. Я собрал Артёма, взял самое необходимое и уехал к брату в Нижний Новгород на несколько дней. Мне нужно было остыть.
Когда я вернулся, Елена встретила меня взглядом, полным упрёка. Назвала меня несправедливым, сказала, что Светлана рыдала, уверяя в своей невиновности. Я молчал. У меня не было сил защищаться или играть в эти игры. Моё решение твёрдо: Светлане здесь не место. Если Елена думает иначе пусть выбирает: её дочь или наша семья.
Я не отступлю. Безопасность и покой Артёма для меня важнее всего. Дом должен быть крепостью, а не полем битвы, пропитанным ненавистью и подлостью. Если понадобится, я без колебаний подам на развод. Мой сын не будет страдать от чьей-то злобы. Никогда. Светлана вычеркнута из нашей жизни, и я закрыл дверь перед ней навсегда.
