Мы решили навестить моих родителей почти через полгода после свадьбы. Я знал, что это будет испытанием, но даже не представлял, насколько тяжелым. Едва переступив порог, мама встретила нас ледяным взглядом и словами, от которых кровь застыла в жилах: «Здесь работают, а не развлекаются». В ее голосе звучала угроза, будто мы приехали не в родной дом, а на каторгу.
Моя Люба, с ее нежными руками и городской утонченностью, вдруг показалась хрупкой, как цветок в поле. Я видел, как она крепко сжала мою руку, когда мама приказала ей чистить рыбу. «Сергей, ведь это твоя жена, а не служанка!» хотелось крикнуть, но я молчал. Молчал, потому что знал: любой мой протест разожжет еще больший огонь.
Дни, проведенные в деревне, превратились в кошмар. Люба работала до поздней ночи, ее пальцы дрожали от холода, когда она мыла посуду колодезной водой. Я видел, как она кусала губу, чтобы не расплакаться, когда мама вновь и вновь обвиняла ее в лени. «Ты никогда не будешь достойна моего сына!» звучало в голове, словно проклятие. А я стоял в стороне, будто прикованный невидимыми цепями к земле, на которой вырос.
На ужин были вареная картошка и рыба, приготовленные Любой, но мама даже не садилась с нами. Она наблюдала из угла, как тень, выжидая ошибки. А когда мы наконец легли спать, я слышал, как Люба плачет в подушку. «Прости Прости меня» шептал я, но слова растворялись в темноте.
Вернувшись домой, я решил сказать матери: «Больше никогда не оскорбляй мою жену». Но она только рассмеялась. «Ты забыл, кто тебя вырастил? Кто кормил тебя, когда ты плакал от голода?» Ее слова вонзились в сердце, как нож.
Когда мы снова приехали в деревню, я был готов к борьбе. Отец повредил ногу, и мне пришлось пасти коров. Любе натерли резиновые сапоги до крови. Дождь залил поля, превратив их в болото. Она шла за мной, спотыкаясь, а я молчал, потому что знал: любая моя забота вызовет новую волну насмешек.
А потом баранина. Люба не переносила ее запаха, но мама нарочно готовила ее каждый день. «Ешь, если хочешь быть частью семьи!» кричала она, когда Люба отодвинула тарелку. Я взял вилку, разорвал кусок мяса и швырнул его на пол. «Больше никогда», прошептал, но это было только начало войны.
Теперь, когда Люба ждет нашу дочь, я больше не могу рисковать. «Приезжай сама, если хочешь», говорю я маме по телефону. «Но она останется здесь». В ее молчании таился целый океан обид, но мое сердце впервые было спокойно. Я обнял Любу, и ее теплые руки напомнили: иногда нужно защищать семью даже от тех, кто дал тебе жизнь.
P.S. Когда мама позвонила в следующий раз, я выключил телефон. Нам обоим было больно. Но иногда боль единственный способ очнуться.