Катерина медленно ступила на идеально подстриженный газон, будто выходила на сцену. Каждое её движение было выверенным, холодным, точным. Она знала: это не просто возвращение. Это её месть.
Взгляд деда Степана будто прожигал её насквозь. Он сжимал трость так сильно, что пальцы побелели. В его глазах читалось всё ярость, презрение, но и тот самый хищный блеск, которым он десятилетиями смирял всех вокруг.
Купить? усмехнулся он. Деточка, эти дома моей семьи. Моего рода. Пока я дышу, они останутся здесь.
Катерина сделала шаг вперёд.
Именно поэтому, тихо сказала она. Потому что дышать тебе осталось недолго.
У старика дрогнули губы. Он хотел рассмеяться, но его прервал кашель. Годы, водка, груз власти сделали своё.
За соседними заборами показались лица. Все видели происходящее, никто не осмеливался вмешаться, но любопытство оказалось сильнее страха.
Ты спятила, Катька, прохрипел старик. Никто ничего тебе не продаст.
Катерина достала из сумки папку.
Это договоры. Я уже купила полуулицу. У тёти Вали долги, сын её в кредитах увяз. Дядя Миша разорился. Все ко мне пришли.
Глаза Степана вспыхнули.
Враньё!
Катерина открыла папку, показала копии.
Это только начало. Но у тебя, дед Степан, есть секреты, которые стоят куда больше этих стен.
Старик дрогнул.
Какие секреты?
Улыбка Катерины стала ледяной.
Ты думаешь, я ничего не знаю? Но я знаю, как ты «овдовел» в тот год. Знаю, что мама исчезла утром, а ты сказал сердечный приступ. Вскрытия не было. Вопросов не задавали. Ты заплатил врачам, ментам.
По соседям пробежал шёпот. За окнами мелькнули испуганные взгляды.
Брехня! взревел Степан. Все знали, что она болела
Болела? резко перебила Катерина. Или просто мешала тебе с её деньгами?
Мужчина пошатнулся, но быстро нашёлся.
Доказательств у тебя нет.
Катерина подняла руку.
А это что?
Она достала потрёпанную тетрадь. Лицо старика посерело.
Это
Да. Мамин дневник. Нашла у дальних родственников в сундуке. Там всё. Её страхи, жалобы. Она писала, как ты подмешивал ей в чай таблетки, чтоб казалась слабой. Как подделал завещание.
Глаза Степана расширились. Трость выскользнула из рук, он едва не рухнул.
Врёшь всё ложь
Катерина пожала плечами.
Может быть. Но знаешь, что любят журналисты? Такие истории. Особенно с документами.
На улице повисла тишина. Лишь ветер шевелил листву.
Степан поднял руку, будто хотел ударить, но задрожал. Трость упала, а сам он медленно осел на скамейку у крыльца. Лицо исказилось, величие сменилось беспомощностью. Хозяин улицы впервые выглядел слабым.
Это моя улица хрипел он, задыхаясь.
Уже нет, тихо ответила Катерина.
Она развернулась и направилась к машине.
И тут случилось неожиданное. Из соседних домов стали выходить люди. Тётя Валя, бледная, с растрёпанными волосами, сжимая в руках бумагу.
Она права! крикнула она. Я продала ей всё не могла платить кредиты
За ней вышел дядя Миша, опустив глаза.
Разорился, пробормотал он. Я тоже подписал.
Толпа загудела. Кто-то плакал, кто-то ругался. Улица, прежде такая чистая, рассыпалась под тяжестью обмана.
Катерина завела мотор. В зеркале она в последний раз увидела картину: Степан сидел неподвижно, как разбитый идол, вокруг метались родственники, пытаясь спасти руины.
В груди сжалось от боли прожитых лет, но впервые она не мучила её. Боль больше не владела ею.
Руки спокойно сжимали руль. Она знала: не зря вернулась.
Тридцать два года назад её выбросили отсюда, как мусор.
Теперь же она стала новой хозяйкой этой улицы.
Развязка: Улица, некогда принадлежавшая роду Степана, теперь в руках Катерины. Её месть была не в криках, не в насилии а в бумагах, холодном расчёте и времени, которое всё расставило по местам.
