«Меня травили за «деревенский» вид, хотя сами — из глухой провинции…»

Меня высмеивали за «деревенские замашки», хотя сами-то из глухомани

Я родилась и выросла в крохотной деревушке под Брянском. С малых лет знала, что такое труд руки в земле, солнце в спину, всё своё, нажитое потом. Денег лишних не водилось, но жили честно. И именно тогда я поняла: земля не тяжкая ноша, а отрада для души. Мне нравится возиться на грядках, растить овощи, собирать ягоды. Это будто возвращает меня к самой себе, успокаивает, как старая добрая сказка. Потому, выйдя замуж, я твёрдо сказала: «Дача обязательно. Нет денег будем копить».

Муж, Сергей, поначалу только брови поднимал. Но, видя, как я светлею при мысли о своём клочке земли, согласился. Приобрели мы домик с огородиком под Орлом. Казалось бы, живи да радуйся если бы не его родня. Особенно свекровь, Валентина Семёновна. Каждый визит как тонко отточенная пытка.

«Опять со своими огурцами? Прямо как баба из колхоза», бросала она, морща нос.

«Не для того мой сын в городе вырос, чтобы теперь в грязи копошиться!»

А я молчала и сжимала кулаки под столом. Не от стыда от недоумения. За что? Я ведь не заставляю, я делюсь. Это же не кабала это жизнь, это радость.

Терпела долго. Думала: ну, городские, не понимают. Иное воспитание, другие ценности. Пока случайно не узнала правду, от которой даже не обиделась, а рассмеялась.

Оказалось, родители мужа самые что ни на есть деревенские. Мать из глухого села под Смоленском, отец из медвежьего угла Тверской губернии. Да и теперь их старики там живут, в покосившихся избах, кур держат, огороды пашут. А они, перебравшись в город, будто ножом отрезали прошлое. Словно боялись, что кто-то узнает.

И при этом, не краснея, она ехидничала: «Ну и обстановка у тебя! Точно у деревенской старухи тряпочки, фотокарточки, безделушки У нас всё стильно: белые стены, мебель под заказ, никакого хлама».

А мне именно это и надо чтобы дом жил, дышал, помнил. Пусть не по журналу, зато по-настоящему.

Молчала долго. Но однажды, услышав в сотый раз «деревенщина», не сдержалась. Сидели на террасе, она опять скривилась при виде моего смородиного киселя и пирога с ревенём:

«Фу, прямо как в глухой деревне!»

Я улыбнулась и тихо сказала:

«Знаете, есть такая поговорка: из деревни человека вывезешь, а деревню из человека никогда. Только это не про меня. Это про вас, Валентина Семёновна».

Она застыла. Глаз дёрнулся. Попыталась фыркнуть:

«Это ты мне?»

«И вам, и себе. Я свою деревню не прячу. А вы боитесь. Вот и вся разница».

После этого она прикусила язык. Ни намёков, ни уколов. Перестала звать меня колхозницей, больше не морщилась от домашних солений. Даже, кажется, прониклась уважением.

И знаете, я не злопамятна. Но до сих пор больно: пытались унизить за то, что сами когда-то любили. Разве корни позор? Разве труд повод для насмешек?

Я женщина, которая любит землю. Не стыжусь ни деревни, ни своих мозолистых рук. Умею сеять, жать, солить грибы и варить варенье. И ничуть не хуже тех, кто живёт в стерильных квартирах с голыми стенами. Потому что там, где нет души холодно. А у меня тепло. И так будет всегда.

Rate article
«Меня травили за «деревенский» вид, хотя сами — из глухой провинции…»