Шёпот за стеклом
Санитарка, женщина с усталым, обветренным лицом и потухшими от ежедневного лицезрения чужих страданий глазами, неловко переложила прозрачную сумку Варвары из одной натруженной руки в другую. Полиэтилен хрустнул, нарушая гробовую тишину лифта. В сумке, словно насмешка, пёстрым пятном выделялись детские вещи крохотный розовый комбинезон с зайчиками, распашонка с вышивкой «Мамино счастье», и упаковка подгузников с голубой каёмкой. На ней красовалась вызывающая цифра «1» для новорождённых. Для тех, кто только начинает путь.
Лифт, скрипя изношенными тросами, медленно опускался на первый этаж, и с каждым этажом сердце Варвары сжималось всё сильнее, превращаясь в крошечный, беззащитный комок боли.
Ничего, девочка, прохрипела санитарка, словно несмазанная дверь в пустом доме. Ты молодая, крепкая. Ещё нарожаешь. Всё наладится
Она бросила на Варву быстрый взгляд, полный неловкого сочувствия и желания поскорее закончить этот мучительный спуск.
Другие дети есть? спросила она, чтобы заглушить тягучую тишину.
Нет выдохнула Варвара, глядя на мигающие кнопки этажей. Голос её был пустым, безжизненным.
Тогда тяжелее протянула санитарка. Родные решили? Хоронить будете или кремировать?
Хоронить, отвернулась Варва, поджав побелевшие губы. Взгляд её утонул в грязном зеркале лифта, где отражалось её собственное лицо бледное, опустошённое.
Санитарка вздохнула понимающе, почти профессионально. Она видела таких тысячи. Молодых, старых, сломленных. Жизнь в этих стенах делилась на «до» и «после». И для Варвары только что наступило это самое «после».
Её забирали из роддома одну. Не было конверта с алыми или голубыми лентами. Не было счастливого кряхтения под заботливо укутанным уголком. Не было улыбок, поздравлений, растерянных взглядов родни, скромных букетов гвоздик. Был только муж, Сергей, стоявший у больничного крыльца с опущенными, полными вины глазами, сгорбленный, будто нёс на плечах неподъёмную тяжесть. И была ледяная пустота, звонко гудевшая в ушах и не дававшая дышать.
Сергей обнял её нерешительно, как чужой, боясь прикоснуться и сделать ещё больнее. Его объятия не согревали. Они были формальностью, ритуалом, который требовалось совершить. Без напутствий, без памятных, глупых и таких желанных сейчас фото у выхода, они молча вышли из роддома. Двери захлопнулись за ними, словно навсегда закрыв один этап жизни.
Я уже был запнулся Сергей, заводя машину. Мотор отозвался глухим рычанием. У ритуальщиков Всё заказал на завтра. Но если хочешь, можешь что-то изменить. Венок белый выбрал, гробик бежевый, с розовыми он замолчал, сглотнув ком в горле.
Не важно, перебила его Варва, уставившись в запотевшее стекло. Не могу сейчас об этом.
Ладно он сжал руль.
Как же предательски ярко светило декабрьское солнце! Оно слепило глаза, играло бликами на стёклах машин, кричало о жизни, которой не стало. Где же буря, где ледяной дождь, где мокрый снег, прилипающий к лицу, словно плевок судьбы? Так было бы правильнее. Так было бы честнее. Они молча проехали КПП и выкатили на залитую солнцем улицу. Варва с запоздалой жалостью взглянула на грязный бок их машины.
Как же мы её запустили
Хотел на мойку, да всё случилось.
Ты заболел? обернулась к нему Варва.
Нет. С чего?
Кашляешь.
Нервы. Горло сводит.
Они поехали. Мир вокруг не изменился. Тот же город, те же улицы с окурками у бордюров, голые деревья на фоне серых хрущёвок. Нагло синее небо без единой тучи. Ржавый забор школы, где кто-то вывел свежей краской «Люблю». Голуби на проводах. Серая лента асфальта, уводящая в никуда. Всё было по-старому. И это было невыносимо.
* * *
Ещё на третьем месяце беременности Варва почувствовала недомогание. Сначала першило в горле, потом поднялась температура, тело сломила ломота. Простуда, подумала она. Но, скорее, грипп. Лечилась таблетками. Переживала, но врачи успокоили: малыш под защитой. После выздоровления на пояснице высыпала сыпь. Инфекционист махнул рукой герпес, выписал тяжёлые таблетки. Варва пила их, мучаясь виной. Не помогло. Другой врач развёл руками да какой герпес? Аллергия! Назначил мазь, сыпь прошла. Казалось, неприятности позади. Варва вздохнула и стала ждать родов, обустраивая детскую.
В день ПДР начались слабые схватки. Варва поехала в роддом.
Раскрытия нет, сказала акушерка. Ложные схватки. Надо остановить.
Ей поставили капельницу, но схватки усиливались. Варва промучилась ночь, утром осмотр началось раскрытие. Решили проколоть пузырь.
Воды чистые? спросила Варва.
Да, светлые, успокоили её.
Поставили стимуляцию. Боль стала невыносимой. Через шесть часов монитор показал сердцебиение плода замедляется. «Гипоксия», шепнула акушерка. Врач предложил кесарево. Варва кивнула.
Операция прошла быстро. Девочка родилась, закричала, её показали Варве крошечное личико, тёмные волосики и приложили к груди. Счастье длилось пять минут. В следующий раз Варва увидела дочь через сутки в реанимации, подключённую к аппарату. Из уголка рта сочилась кровь.
Пневмония, сказал заведующий. Инфекционная. Возбудитель один из тех, что у вас был. Бороться сложно.
На третий день, когда состояние ребёнка чуть стабилизировалось, Варва сидела в палате, сцеживала молоко. Сергей пошёл в церковь поставить свечу. Потом они решили сменить имя дальняя родственница шепнула, что, возможно, имя не подошло.
