Я выкинул её за порог и захлопнул дверь. Ольга сначала полетела по инерции, потом запнулась и упала на доски дворового пола. Отряхнув руки, она села на мокрые доски, осторожно коснулась пылающей щеки, спустилась к нижней губе. На пальцах остался багрянокрасный след. Это её не удивило лишь подтвердило, что муж вновь разбил ей губы. Но щека болела сильнее.
В какойто раз Степан снова не смог сдержать себя. Такое случалось с ним довольно часто.
Ольга подошла к двери, прислонилась лбом к шершавой древесине, пытаясь отдышаться. За дверью слышались громкие испуганные всхлипы. Людмила и Нина, их с Степаном дочери. Сердце сжалось от боли я же не хотел им зла. Она потрогала языком распухшую, слегка солоноватую губу результат очередного скандала, вспышки ревности.
Всё началось с глупой улыбки. На совещании начальник, мужчина под пятьдесят, в шутку сказал про хороший урожай. Ольга, стоявшая рядом, невольно рассмеялась из вежливости. Это увидела Галя, сестра Степана. Её взгляд, резкий как игла, задержался на Ольге чуть дольше, чем следовало. Достаточно. Галя, не откладывая, пересказала всё брату, добавив, наверное, свои нотки. Она знала, на что способен Степан в гневе.
Ольга оттолкнулась от косяка, поежившись, пошла к завалинке, села на холодное бревно. Сентябрьский вечер был тёплым, но от земли уже дул ночной холод. Колючий ветерок пробирался под тонкий платок. Как хотелось к печке, к детям Но идти было некуда. К родным Степана? Галя первой бы встретила её на пороге с едким словом. Родных почти не осталось. Мама умерла год назад. Сердце сжалось, слёзы текли по щекам от мысли о мамином запахе сушёных яблок, о её тихих ласковых словах, способных унять любую боль. А теперь унять боль было некому.
«Как же так? думала я, глядя на усиливающиеся сумерки. Чем я провинилась, сидя у запертой двери своего дома, как бездомный пес, и не видя выхода?»
Ведь семь лет назад Семь лет. Я закрыла глаза, и сквозь слёзы возник образ, где я была счастлива: у меня был любимый муж, обе семьи готовились к свадьбе.
***
Воздух был густым и сладким, пахло скошенной травой, приближался вечер. Мы шли бок о бок я и Иван, который меня безумно любил.
Завтра, тихо сказала я, глядя в сторону заката. Не могу поверить.
Иван крепче сжал мою руку. Его большая, тёплая ладонь обхватила мои тонкие пальцы.
Я тоже в это верю, сказал он. С того дня, когда ты, споря, залезла на ту рябину за мячом и боялась спрыгнуть. Помнишь?
Я рассмеялась.
Помню. А ты внизу стоял и крикнул: «Прыгай, я поймаю». И поймал.
Наша любовь была с большой буквы, все в селе знали об этом. Но в начале пути стояла Галя Замятина, сестра моего будущего мужа. Иван нравился и ей; его озорные глаза и упрямый чуб пленяли. Галя, охваченная завистью, делала всё, чтобы мы разошлись, шептала гадости за спиной: что я не пара ему, что наши семьи бедны. Она подталкивала других девушек отдаляться от меня, называла меня недотрогой и выскочкой.
Эти клеветы не тронули меня; я прошла сквозь них, как сквозь бесцветное стекло, оставаясь чистой. Галя лишь яростнее гнала свою зависть. Иван же относился к слухам со смехом.
Я не ангел, отмахивался он, когда ктото пытался рассказать новую сплетню. А Ольга она другая. Не пытайтесь меня обмануть.
Отношения, несмотря на молву, оставались наивно невинными: прогулки до дома, разговоры у калитки, робкие поцелуи в щеку. Всё изменилось за месяц до свадьбы, когда Иван будто изменился.
Раньше, провожая меня до калитки, он лёгкой походкой махал рукой, а теперь держал меня так крепко, будто хотел поглотить меня целиком.
Иван, что с тобой? спросила я, чувствуя напряжённость в его мышцах.
Не знаю, ответил он, уткнувшись лицом в мои волосы. Если отпущу, кажется, больше не увижу. Сердце щемит.
Глупости, шептала я, гладя его по стриженой голове. Мы же всегда вместе. Завтра увидимся.
Завтра он вздохнул, и в этом вздохе прозвучала печаль.
Моя мать, вздыхая, говорила: «Он предчувствовал, доченька. Молодым сердцем знал, что скоро нам придётся разлучиться».
Вечером перед торжеством Иван не сдержался.
Иван, потерпи одну ночь мягко просила я. Но страсть его охватила меня, я таяла от его губ и прикосновений. Мы полулежали под огромной ивой, её ветви прятали нас от посторонних глаз. На улице никого не было, место было уединённым. Шёпот Ивана был горячим, руки дрожали, поднимая подол моего платья.
Не могу ждать дольше. Завтра ты всё равно станешь моей женой. Моей женой!
Я не сопротивлялась, потому что хотела того же. Ночное небо, усыпанное звёздами, плавало перед глазами Я стала женщиной под сенью ивы, в густой тени, пахнущей землёй и полевыми травами.
Позже, вытерев слёзы с щёк, Иван, счастливый и умиротворённый, пошёл домой. По дороге, переполненный эмоциями, он, кажется, решил искупаться в реке. Что случилось в тёмных водах, никто не узнал. Тело Ивана нашли на другом берегу уже после назначенной свадьбы.
***
Горе ударило меня с размаха. Я иссохла, стала тенью самой себя. Целыми днями сидела у окна, в которое Иван когдато бросал мелкие камушки, и теребила в руках свадебное платье белое шифоновое с кружевными рукавами, которое я сама вышивала зимой. Тонкие пальцы перебирали кружева, будто в этом ритме можно найти ответ.
За что? шептала я, едва слышно, как шелест занавески. За что?
Мать, глядя, плакала краем фартука, боясь, что я сломаюсь, как сухая ветка, и уйду за своим женихом.
В тот момент, когда в доме поселилось безмолвное отчаяние, на пороге появилась Галя. Она стояла в простом ситцевом платье, глаза полны раскаяния.
Ольга Ольгаша бросилась к мне, упала на колени и обвила мои бедра. Прости меня! Ради Бога, прости за все мои гадкие слова! Ивана больше нет и нам больше нечего делить. Давай дружить? Как в детстве?
Я сидела, как кукла. Мать, прислонившись к дверному косяку, тревожно наблюдала. Не верилось, что человек может измениться в миг. Но я вдруг пошевелилась. Тихий, прерывистый вдох вырвался из груди, а потом потекли горькие, исцеляющие слёзы. Я обняла Галю, прижалась к её плечу и плакала, выплакивая всю боль.
Ну ладно, тихо вздохнула мать. Пускай. Может, Галя действительно поможет. А то и без неё не жить.
Так началась странная, непонятная большинству дружба. Галя не отлипала от меня. Ночевала у нас, мы сидели рядом, постоянно шептались. Казалось, она стала моим щитом от мира, единственным якорем в море горя.
Потом появился Степан, двоюродный брат Гали. Высокий, спокойный, с серьёзными глазами. Он стал ухаживать за мной, приносил полевые цветы, гостинцы из города. Сначала я отказывалась, уходила в себя.
Я не могу, Галя. Это предательство, говорила я.
Какое предательство? отвечала она, гладя меня по волосам. Жизнь продолжается, Ольга. Степан хороший, надёжный человек. Он тебя полюбит, я знаю.
Под влиянием её слов я сдалась. Согласилась выйти за него замуж. Свадьба была тихой, скромной, без музыки и лишних глаз.
Через девять месяцев после смерти Ивана в селе зашли сплетни. Сначала тихой ручейкой, потом полноводной рекой. Меня осуждали, указывали пальцами:
«И траур не выдержала! Совсем зазналась!»
«А может, и с Иваном была неверна? Что случилось в реке»
«Честь свою не сберегла. Опозорила семью».
Слова были остры, как серпы. Но самое страшное было впереди. Мы узнали, что источник этой грязной реки уста самой Гали, нашей лучшей подруги. На посиделках у колодца она вздыхала и говорила соседкам: «Бедная Ольгаша, я её как сестру люблю, но правду не скрыть Ивана не успел, а Степан уж поспешил жениться» Так её ядовитая зависть нашла выход.
Идиллия, которую я так старательно строила, рассыпалась в прах быстрее, чем свадебный торт. Степан оказался вовсе не тем тихим и надёжным укрытием. Всё началось с фразы, произнесённой им после первой ночи:
Ты порчена, пробормотал он, глядя на меня с ненавистью. Я не верил злым языкам. Теперь понимаю, почему ты так быстро согласилась стать моей женой.
Я замерла от ужаса. В слове «порчена» было столько презрения, что захватило дыхание. Его образ изменился: от ласкового ухажёра к грубому, злому человеку с навсегда нахмуренным лицом. В доме висела тяжёлая завеса ругани и упрёков. Его ревность стала слепой, абсурдной, без границ.
Он ревновал к каждому: к продавцу в лавке, к почтальону, к соседу Никите, которому уже за восемьдесят. Старик просто выходил погреться, а я вежливо здорова́лась этого хватало.
Опять старикам глазки строить? рычал Степан, входя в дом и хлопая дверью. Я всё вижу!
Я забеременела почти сразу. На свет появилась девочка. Степан мечтал о сыне, и я надеялась, что мальчик смягчит его характер.
Дура бракованная, сказал он, глядя на младенца. Не будет ни сына, ни сына.
Жизнь превратилась в ад. Через год я тайком собирала небольшие сбережения, пряча их в старом пальто, экономя на белье. Решила бежать из деревни, где всё рушилось.
Но судьба опять вмешалась. В разгаре подготовок я обнаружила, что снова жду ребёнка. Радости не принесла новость, а лишь ледяной ужас. Я пришла к матери в слезах.
Мама, я не могу больше. Я уйду, прошептала я.
Куда ты пойдёшь с животом? плакала мать, обнимая меня. Одна с ребёнком пропадёшь! Потерпи, родится малыш, он, глядишь, успокоит тебя. Мужики такие, потом уходят. На этот раз будет мальчик.
Я подчинилась. Рождение было дочкой Нина, крошечной, с тёмными глазкамивиноградами. Степан разозлился:
Опять девка? пробурчал он, глядя на ребёнка с разочарованием. Мне нужен сын!
Он стал орать, что это не его дети, бросать меня, бить. На людях он притворялся образцовым мужем, но дома уже не было мира. Дети, слыша его шаги, прятались в угол и молчали.
Я снова собрала волю в кулак. Мамина болезнь ухудшилась, и я была вынуждена оставаться, ухаживая за ней и детьми.
Когда мать умерла, у меня не осталось никого, кроме меня и двух маленьких девочек, глазами полными страха. Степан нашёл в себе новую «моду» выгонять меня из дома ночью. Он мог поднять меня, выгнать в сени, закрыть дверь и даже ударить в лицо.
Иди к деду Никите греться! кричал он из-за двери.
Он знал, что без детей я не уйду. Я сидела на холодных ступеньках, обнимала колени, плакала, глядя в беззвёздное небо, слыша плач детей за дверью. Я стирала слёзы, стучала в дверь, надеясь, что меня впустят обратно.
Ночь прошла, я превратилась в сталь. Отчаяние сгорело, оставив холодную решимость. На первый крик петуха, когда рассвет заменил мрак, я встала с земли. Ноги затекли, всё тело болело, но в глазах горел огонь.
Утром дверь открылась. Степан стоял в проёме, уставший, с тяжёлым взглядом.
Что, как столб? Иди завтрак готовить, бросил он, отвернувшись к столу.
Я молча вошла, не взглянув на него. Мое спокойствие было почти зловещим. Я знала, что сегодня он отправится на поля и вернётся лишь к ночи.
Как только за Степаном захлопнулась калитка, в доме закипела работа. Но это была не обычная суета. Я быстро достала из тайника под полом старый саквояж и начала собирать самое необходимое: скромные сбережения, запасное бельё, несколько игрушек, фотографии матери. Одевая дочек в самые тёплые вещи, я прошептала:
Мама, куда мы едем? спросила старшая Люда.
В новую жизнь, дочка, ответила я твёрдо. Тише.
Мы вышли в огород, пробираясь между покосившимися заборчикаИ мы ушли, оставив позади всё, что когдато было, навсегда, в надежде на светлое будущее.
